Каширина В.В., д.ф.н.

«Путь ко спасению» в жизни преподобноисповедника Никона Оптинского
(по материалам «Дневника послушника Николая Беляева»)

В духовной сокровищнице Оптиной Пустыни есть сочинение, написанное в форме Дневника духовной жизни молодого послушника Николая Беляева, впоследствии преподобноисповедника Никона Оптинского. Уникальность этого документа определяется и тем, что он помогает понять, сколь велико значение духовного старческого руководства в деле спасения человека, раскрывает сокровенный путь духовного совершенствования молодого послушника под руководством старца, что обеспечивало духовное преемство в Оптиной Пустыни.

Послушник Николай вел Дневник по благословению своего старца –преподобного Варсонофия Оптинского – с 1907 по 1910 годы. Как свидетельствует монахиня Мария (Добромыслова), автор «Жизнеописания преподобного Никона», последняя часть Дневника пропала у одного из арестованных оптинских иноков [1]. В конце 50-х гг. XX в. братом преп. Никона Иваном Митрофановичем Беляевым были написаны воспоминания об их детских и юношеских годах и комментарии к Дневнику. По сохранившимся источникам Дневник был издан в издательстве монастыря Оптиной пустыни уже в наше время и выдержал несколько переизданий. Как отмечено в Предисловии: «Дневник особенно интересен тем, что, помимо искреннего, живого описания жизни Скита, он приоткрывает нам духовную жизнь великого оптинского старца Варсонофия, ибо послушник Николай подробно, с любовью, записывал в Дневнике все его беседы и наставления» [2].

В «Дневнике» молодого послушника мы можем прочитать о том влиянии, какое оказали на его духовное становление книги святителя Феофана, особенно – «Путь ко спасению», об отзывах преп. Варсонофия Оптинского о духовном наследии святителя и др.

Одна из первых записей о книге святителя Феофана была сделана 10 января 1908 г.: «…когда я начал стремиться к жизни во Христе, я не читал никаких книг, а только Евангелие, которое и читал месяца два, а еще – “Путь ко спасению” епископа Феофана» [3].

Из жития преп. Никона известно, что в 1906 г. Николай поступил на физико-математический факультет Московского университета. С середины 1906 г. Николай и его брат Иван, ученик старшего класса гимназии, практически перестали посещать занятия, посвящая все время храму.

Вот как об этом впоследствии Николай Беляев записал в Дневнике от 12 апреля 1909 г.: «Вспомнилось мне и то, как я жил перед отъездом в Оптину в первый раз, то есть тогда когда коснулась меня благодать Господня. Когда я учился в гимназии, я не мог пропускать классы и аккуратно посещал гимназию, хотя под конец и мало занимался дома. Также и в университет я ходил аккуратно, хотя дома совсем не учился. В университете я успел проучиться немногим более полугода. Я был на одном курсе и факультете с братом Сережей. Как он, так и я посещали университет аккуратно. Так продолжалось до Рождества.

После Рождества мои мысли и стремления к Богоугождению начали несколько формулироваться, и я стал посещать университет хотя и ежедневно, но с некоторою целию. Именно: под предлогом занятий в университете я уходил утром из дома. Приходил в университет и был там до 9 часов, а с 9 часов отправлялся в Казанский собор к обедне, предварительно заходя по дороге к Иверской, если там народу бывало не очень много. Отслушав литургию, стоя иногда даже всю литургию на коленях, я не спеша отправлялся домой и заходил по дороге в часовню Спасителя и, помолившись там, уже без задержек направлялся домой. Дома я, напившись чаю, садился читать Евангелие, которое и читал более месяца или месяц. Когда Евангелие было прочитано, я начал читать Апостол и «Путь ко спасению» епископа Феофана; читал иногда листочки и брошюрки духовного содержания. Вечером я начинал писать дневник, потом немного молился и ложился спать [4].

Постепенно у братьев Николая и Ивана возникло желание поступить в монастырь. После молитвы в книге «Вся Россия» братья вытянули по жребию названия обители, куда намеревались поступить, – Оптина пустынь.

11 февраля 1907 г. Николай и Иван получили благословение от матери на монашество. Мать отвезла их к почитаемому московскому старцу о. Валентину Амфитеатрову, который посоветовал им просить благословение у монаха. Получили благословение от епископа Трифона (Туркестанова), наместника Богоявленского монастыря в Москве. И 24 февраля 1907 г. прибыли в Оптину пустынь.

Книгу святителя Феофана, наряду с Евангелием, Николай Беляев читал перед поступлением в монастырь, именно она давала ответы юноше на многие духовные вопросы.

Об этом еще не раз упоминается на страницах Дневника. 14 мая 1908 г.: «Батюшка говорил мне: “Ни на минуту не подумайте, что Вы сами пришли сюда; если что-либо есть и было с Вашей стороны, то это только то, что Вы не противились”» Да это, так. Я помню обстоятельства поступления моего в скит и мои чувства… Я вижу, чувствую, что сбылись надо мною слова, прочтенные мною у епископа Феофана (“Путь ко спасению”): “Благодать, действуя в человеке, показывает ему, дает чуть-чуть ощутить сладость духовной жизни и быстро скрывает, поставляя человека на точку безразличия, где и требуется уже от самого человека произволение на новую жизнь” [5]. Эта мысль не является точной цитатой из книги святителя, но достаточно полно передает его мысли, выраженные в главе «О том, как совершается, зреет и крепнет в нас христианская жизнь».

Немного позднее в Дневнике Николай Беляев поясняет это действие благодати в записи от 6 декабря 1908 г.: «Епископ Феофан, да и другие святые отцы учат, что, когда благодать коснется человека, в нем появится ревность к Богоугождению. Если он не подавит ее, то появятся дела. И эти дела он будет совершать легко, ибо собственно не он, а благодать за него будет совершать их. Эту легкость телесных деланий испытал на себе и я, но ничего не понимал: ни сущности этих деланий, ни цели, ни причины. Не заметить изменений было невозможно, но я или приписывал это себе, или не обращал на это внимание. Теперь вижу, что я был под особым действием благодати в миру до приезда в Оптину в первый раз и во время всего нашего первого пребывания в Оптиной; затем, во время нашего пребывания в миру после Оптиной, не знаю, как хранила меня благодать, только бывали заметные расслабления. Наконец, при поступлении в скит, Божия благодать опять заметно воздействовала. Быть может, в миру благодать и более помогала мне, но ее действие было только охранительное, дабы я не погряз совсем. Внешних, видимых проявлений, кажется, не было. И теперь Господь хранит меня, но начинает отнимать у меня благодать, дабы испытать силу и твердость моего произволения. Теперь я немного кое-что понял, прозрел немного, чем я обязан Батюшке и чтению книг святоотеческих по Батюшкиному благословению. Я понял, что монашество есть непрерывная борьба, непрестанное умерщвление плоти, и я, помня это, должен готовиться к борьбе и скорбям. Епископ Игнатий говорит, что подвижник по Божию смотрению, – подвижник Христов, – значительную часть жизни проводит в скорбях, часто очень тяжелых. Поэтому мне надо запастись терпением» [6].

29 января 1908 г., в день памяти св. Игнатия Богоносца братья Николай и Иоанн были облечены в послушнические одежды и получили в напутствие от преп. Варсонофия книги, среди которых была и книга святителя Феофана: «Затем Батюшка дал нам обоим три книжки: “Кончина праведника” – письмо Клавдии Прокулы, жены Пилата, “Митерикон: собрание наставлений аввы Исаии всечестной инокине Феодоре” епископа Феофана и “О внешнем благоприличии и поведении новоначальных послушников» епископа Игнатия (Брянчанинова)”» [7].

Несколько раз на страницах Дневника говорится о своеобразии духовного наследия святителя Феофана и Игнатия (Брянчанинова).

27 марта 1908 г. Николай пишет о том, что при чтении книги святителя Игнатия смущался помыслами о том, что один и тот же вопрос трактуется по-разному у двух духовных авторов. Здесь, видимо, речь идет о разногласии в учении святителей Феофана и Игнатия о духе, душе и теле, которое проявилось в их книгах – «Слово о смерти» и «Прибавление к Слову о смерти» свят. Игнатия и в книге «Душа и ангел – не тело, а дух».

Преп. Варсонофий отвечает на смущение своего ученика: «епископ Игнатий и епископ Феофан говорят не различно; епископ Феофан, так сказать, поправляет епископа Игнатия, поясняет те места, где есть неясности. А епископ Игнатий имел с бесами дело лично, только он об этом не говорит, как, например, и Серафим Саровский не имел обыкновения рассказывать. Поэтому эта книга написана с опыта личного» [8].

5 декабря 1909 г. Николай записывает диалог, который состоялся у него со старцев о внешнем и внутреннем монашестве:

«– А что нужно относить к внешнему и что – к внутреннему монашеству?

– Над этим вопросом много потрудились и епископ Игнатий, и епископ Феофан. Епископ Игнатий написал об этом отдельную статью во 2-м томе [9], а епископ Феофан отдельную книгу «Внутренняя жизнь» [10]. Внешнее монашество – это упражнение в подвигах: посте, бдении, сюда же относится исправное по внешности посещение церковных служб, трезвенность и прочее. А внутреннее монашество – это борьба со страстями, очищение сердца [11].

По благословению преп. Варсонофия Николай читает «Ответы епископа Феофана на вопроса инока о молитве Иисусовой и различных деланий монашеской жизни» [12].

Причем учение о молитве святителя Феофана, по мнению преп. Варсонофия, глубже, чем учение святителя Игнатия. 2 августа 1909 г. Никоай записал в своем Дневнике: «Недавно Батюшка говорил мне о молитве Иисусовой: сочинения епископа Игнатия Брянчанинова необходимы, они, так сказать, азбука, слоги. Сочинения епископа Феофана Вышенского суть уже грамматика, они глубже. Их даже преуспевающие читают с некоторым затруднением» [13].

В беседах преп. Варсонофия со своим учеником о молитве имя святителя Феофана упоминается еще раз – когда старец говорит о том, как действуют страсти в проходящем молитвенный подвиг.

«26-го октября после чая в два часа дня я спросил Батюшку:

– Может ли Иисусова молитва быть в человеке страстном?

– Может, – отвечал Батюшка, – может, но вот как: в первый период молитвы Иисусовой страсть, действуя в человеке, побеждает его, а во второй период при всяком возбуждении страсти человек побеждает страсть.

Страсть остается в человеке до самой смерти, и бесстрастие может быть только относительное. <…> Кто трудится в молитвенном подвиге, тот несомненно ощущает в себе действие страстей, но в человеке, достигшем внутренней молитвы, страсть подобна покойнику – она уже не может властически терзать его, и чем молитва сильнее действует в человеке, чем она более утверждается в сердце подвижника, тем все тише и тише действуют страсти, они как бы спят. <…>

– Значит, Батюшка, – говорю я, – я понял так, что при устной молитве Иисусовой страсть может действовать в человеке даже грубо, а при внутренней уже этого быть не может, хотя он и не делается бесстрастным?

– Да, – сказал Батюшка и обнял меня за голову.

А вечером после благословения сказал, что найдет в “Письмах о христианской жизни” епископа Феофана, как действуют страсти в проходящем молитвенный подвиг. “У него там хорошо сказано об этом, и я, кажется, подчеркнул это…”» [14]

Сам преп. Варсонофий хорошо знал житие и духовное настроение святителя Феофана, ему была близка его уединенная, затворническая жизнь.

28 июля 1909 г. Николай Беляев записал: «Как-то Батюшка говорил мне, что бывает время, когда человек устает и неспособен ни к молитве, ни к письму, ни к чтению, – тогда пусть займется рукоделием, что и исполнял сам преосвященный на деле: он имел, кажется, токарный станок» [15].

В феврале 1909 г. в минуты откровения преп. Варсонофий сказал Николаю, своему близкому ученику и сотаиннику:

«– Я вам, брат Николай, не раз уже говорил и еще скажу: приходит мне мысль – все бросить, уйти в какую-нибудь келью. Страшно становится жить, страшно. Только боюсь сам уйти, а посоветоваться не с кем. Если бы жив был Батюшка о. Варнава, то поехал бы к нему, но его уже нет. А сам боюсь: боюсь, как боится часовой уйти с поста – расстреляют. В таком положении начинаешь понимать слова пророка Давида: “Спаси мя, Господи”. ...Если взять только одну часть фразы, то само собой разумеется, что никто не хочет погибели и не говорит: “Погуби меня, Господи”. Все и всегда могут сказать: “Спаси мя, Господи”. Но он далее прибавляет: “Яко оскуде преподобный”.

Не к кому обратиться, “Господи, спаси мя”. Только теперь мне становится понятным: отчего бежали св. отцы от мира, а ведь именно бежали... хочется и мне убежать в пустыню.

– Батюшка, – говорю я, – да как же одному бежать? Одному нельзя…

Нет, – возразил очень твердо Батюшка, – нет, одному нельзя самому, а одному с Богом – можно. Вот, например, епископ Феофан долго и неоднократно пытался бросить все и удалиться в затвор, но не было на то воли Божией. Прямо как бы в ответ на свое желание он был перемещен на епископскую кафедру во Владимир. И только уже несколько лет спустя удалился в свою милую Вышу… Да… Когда-то и мы с Вами, Николай Митрофанович, будем на “Выше”? Рано или поздно ли, а надо… Что Вы скажете? Да, так-то, мой друг…» [16]

О духовном подвиге святителя Феофана с особым чувством теплоты и внутреннего сопереживания было написано в стихотворении прп. Варсонофия «Памяти в Бозе почившего епископа Феофана Затворника», которое предваряется эпиграфом: «Он бе светильник горя и светя» (Ин. 5, 35).

Покорный высшему небесному веленью,
Он на стезю безмолвия вступил
И подвиг свой великий довершил,
Исполненный глубокого значенья
В наш буйный век духовного растленья.
Воочию он миру показал,
Что в людях не погибли высшие стремленья,
И не померк в их сердце идеал.
Незримый никому, в безмолвии глубоком,
Наедине с собой и с Богом проводил
Он время, но миру христианскому светил
Учением святым и разумом высоким.

В духовной традиции оптинских старцев было принято неоднократно обращаться к одной и той же книге, перечитывать ее.

И преп. Варсонофия, зная, что сочинение святителя «Путь ко спасению» привело Николая в монастырь в сентябре 1910 года снова благословил его внимательно перечитать эту книгу. Николай читал ее в течение месяца с сентября по октябрь 1910 г.

12 сентября 1910 г. Николай записал в Дневнике: «Все время читаю сегодня “Путь ко спасению”: хорошая книга. Она была первой, которую я читал в жизни, когда возбудила меня благодать Божия от спокойного лежания во грехе. Поэтому Батюшка сказал мне однажды, что эта книга должна быть моей настольной книгой“ [17].

Это повторное возвращение к сочинению святителя, когда у Николая был уже опыт скитской жизни под руководством старца Варсонофия, позволяет увидеть в книге какую-то новую глубину, во многом открывает ее по-новому. 20 сентября 1910 г. Николай записывает: «Я прочел у епископа Феофана в “Пути ко спасению”, что надо отыскать в себе главную страсть. Я подумал и не мог остановиться ни на какой страсти. Сказал об этом Батюшке, и он мне ответил, что надо молиться, чтобы Господь открыл эту главную страсть, сам ее не найдешь. А найти ее очень важно для того, чтобы знать, куда направлять свои силы, то есть знать, с какою страстию преимущественно бороться» [18].

3 октября 1910 г. записывает: «Придя от обедни, я попил чайку и сел читать “Путь ко спасению”. Очень хорошо сказано про борьбу со страстями. А я, читая, применяю к себе: как действуют во мне страсти и как бороться против них. Гордости и тщеславия во мне много. Господи, помози мне!» [19]

Чтение книги было закончено 10 октября 1910 г.: «Сегодня окончил читать “Путь ко спасению” епископа Феофана. Глубока и непонятна в некоторых местах эта книга для меня» [20].

Эти последние слова глубоко назидательны и для нас. Чтение духовной литературы должно быть деятельным, усвояться не только разумом, но прежде всего сердцем, питать душу, проявляться в делах и поступках нашей жизни.

Об этом писал и святитель Феофан: «Читать для знания – одно дело, а читать для назидания – другое. При первом много читается, а при втором не надо много читать, а как только из читаемого что-либо падет на сердце, останавливайтесь и думайте, стараясь и разъяснить, а более углубить в сердце сию мысль. Это то же, что превратить сие в предмет богомыслия. Так питать будете душу и растить, а не насыпать ее, как мешок»[21].

[1] Житие оптинского старца Никона / <Сост. Мария (Добромыслова), мон> Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1996. С. 240.

[2] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004. С. 6.

[3] Там же. С. 14.

[4] Там же. С. 240.

[5] Там же. С. 105.

[6] Там же. С. 183.

[7] Там же. С. 35.

[8] Там же. С. 87.

[9] Вероятно, имеется в виду сочинение «О существенном делании монаха».

[10] Внутренняя жизнь: Слова епископа Феофана: (Из слов к тамб. и владимир. паствам, 1859–1866 гг.) / Изд. Афон. Рус. Пантелеимонова монастыря. М.: Типо-лит. И. Ефимова, 1893. То же: 2-е изд. 1899.

[11] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004. С. 309–310.

[12] Там же. С. 236. Запись от 22 марта 1909 г.

[13] Там же. С. 266.

[14] Там же. С. С. 285–286.

[15] Там же. С. . 265–266.

[16] Там же. С. 226. Запись от 21 февраля 1909 г.

[17] Там же. С. 398–399.

[18] Там же. С. 400.

[19] Там же. С. 402.

[20] Там же. С. 404.

[21] Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника: Собрание писем. Изд. Свято-Успенского-Псково-Печерского монастыря и изд-ва «Паломник», 1994. Вып. I. С. 220. Письмо к присяжному поверенному Митрофану Рафаиловичу Корякину в Задонск. Письмо № 187 от 18 мая 1888 г.