Григорий Слуцкий, диакон,
младший научный сотрудник сектора
Научно-исследовательских проектов и специальных программ
Издательского совета Русской Православной Церкви

Преподобный Герман Зосимовский – корреспондент святителя Феофана Затворника

Свое сообщение я хотел бы посвятить выдающемуся русскому старцу – корреспонденту и, можно с уверенностью сказать, духовному ученику святителя Феофана – строителю и настоятелю Зосимовской пустыни, преподобному схиигумену Герману (Гомзину).

Во время работы над «Летописью жизни и творений святителя Феофана Затворника Вышенского», в архиве Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне, в фонде св. Феофана, который теперь мы имеем в электронном виде, было обнаружено письмо от 14 мая 1908 г. к архимандриту монастыря Мисаилу (Сопегину) по поводу издания писем святителя Феофана подписанное: «настоятель Смоленской-Зосимовой пустыни игумен Герман».

В этом письме игумен Герман высказывает недовольство афонским издателям Сборника писем святителя Феофана (1898–1901) в том, что они опубликовали письма святителя к нему без согласования с ним, взяв их из изданной в 1894 г. книжки «Ответы епископа Феофана, затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока о молитве» [1]», где, однако, корреспондент святителя был не указан.

В письме игумен Герман указывает точные номера писем (№№ 894 по 937) и выпуск (V) писем святителя к нему, помещенных в Сборнике, что дало нам возможность атрибутировать 42 письма, означенных здесь «к о. N».

Поскольку архивное письмо это ранее не было известно, считаю небезынтересным привести его полностью.

«Ваше Высокопреподобие, всечестнейший о. архимандрит! Благословите!

Осмеливаюсь обратиться к Вам с вашею о Христе братиею с такою просьбою.

В 1899 году вашею обителью издано «Собрание писем святителя Феофана». В число сих писем, без соглашения со мною, включены и все ответные письма в Бозе почившего святителя, писанные им лично ко мне (см. 5 выпуск №№ от 894 по 937 включительно) и изданные мною особою брошюрою в 1894 году в г. Тамбове. Чувство недовольства и скорби, появившееся во мне я доселе не высказывал, так как не было к тому побуждений. В настоящее время, в виду желания возможно большего распространения означенных ответов, я, как имеющий естественное право и теперь и на будущее время, предпринял издание 6000 экземпляров. Для меня, по моим личным средствам, такое издание обременительно. Осмеливаюсь обратиться к любви Вашей и братии вашего монастыря со смиренной просьбой помочь мне совершить начатое мною издание половинным материальным пособием, т. е. взятием на средства вашей обители издержек по изданию 3000 экземпляров. Такое братское участие ваше окончательно изгладило бы во мне беспокойное чувство недовольства и вам дало бы возможность и случай вознаградить меня в том, что я считаю делом, бывшим по отношению ко мне, со стороны вашего монастыря, неправильным.

Правда, пред Пасхой сего года я слышал от о. Владислава, проживающего в вашем Московском-Полянском доме, что в Бозе почивший святитель Феофан дал Пантелеимоновой Афонской обители право издавать все его письма. Но я не скрываю, что сообщение о. Владислава не успокоило меня, как бездоказательное.

Простите, Ваше Высокопреподобие и благословите, и не оставьте вашим немедленным и любвеобильным ответом недостойного молитвенника вашего, настоятеля Смоленской-Зосимовой пустыни. Игумен Герман» [2]

В ответ на это письмо настоятель Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря архимандрит Мисаил пишет: «Ваше Высокопреподобие Всечестнейший отец игумен Герман Христос посреди нас. Получив, почтенное письмо Ваше от 14 мая сего года, спешу Вам ответствовать.

Неприятно нам, что явилось у Вас таковое недовольство на нас, но оно, кажется, напрасно. Позвольте Вам объяснить следующее.

По смерти святителя Феофана оказался наследником всех его изданных и неизданных письменных трудов племянник его надворный советник Алексей Гаврилович Говоров, который тогда же и начал собрание всех писем святителя Феофана и предложил нам их для издания с платою ему как собственнику этих трудов. Когда мы высказали ему сомнение в правах его на письма, то он ответил так: “Вследствие письма Вашего относительно оглашаемых в настоящее время в разных журналах писем почившего преосвященного Феофана к разным лицам имею честь объяснить, что таковые письма есть литературная принадлежность писавшего их и имеет вид открывшегося имущества покойного, которое должно составлять собственность наследников его, которым, как известно состою я, а потому оглашаемые письма преосвященного Феофана никто не имеет права издавать без моего согласия”.

Так вот, что писал нам г. Говоров, судебный следователь, хорошо знакомый с законами. Но так как впоследствии обитель наша приобрела от г. Говорова за очень дорогую цену в собственность (что и скреплено нотариальным актом) все труды святителя Феофана, то она и считает в праве только сама издавать их. Поэтому намерение Ваше издать вновь от себя письма святителя Феофана будет несправедливым и причинит нам большое недовольство. Если уже быть отдельному изданию писанных к Вам писем, то оно должно быть изданием нашей обители. Но теперь у нас слишком большая затрата средств на издание «Жизнеописаний отечественных подвижников благочестия», а письма уже имеются в сборнике, которых напечатано около 5 т. экземпляров и желающие могут приобрести их, то необходимо повременить бы изданием отдельной брошюрой.

Нам желательно бы иметь 1 или 2 экземпляра изданной Вами брошюры. Если есть, то благословите послать в Москву о. Владиславу, заведующему изданием всех книг обители нашей».[3]

Прежде чем перейти к содержанию переписки святителя Феофана с преподобным Гермоном (Гомзиным), о которой говорится в архивных письмах, несколько слов посвятим жизнеописанию преподобного Германа, предполагая, конечно, что оно многим уже хорошо знакомо.

Преподобный Герман, в миру Гомзин Гавриил Семенович, родился 20 марта 1844 г. в городе Звенигороде Московской губернии.

Начальное образование Гавриил получил в церковноприходской школе. С 10 до 18 лет обучался живописи у разных мастеров в Москве. В отроческом возрасте изучал труды святителей Тихона Задонского и Димитрия Ростовского.

Необходимо отметить любовь преподобного к храму и богослужению, сохранившаяся у него до конца жизни. Во время обучения в Москве он каждый праздничный или свободный от занятий день проводил в Кремлевских храмах и часовнях. «Сначала, – говорил он, — зайдешь к Иверской, Пантелеймону, затем отстоишь утреню в Успенском, потом пойдешь в Чудов к ранней, а там в собор – к поздней» [4].

Вместе с тем он с самого детства желал поступить в монастырь, однако его желание осуществилось только на двадцать втором году жизни. 20 февраля 1868 г. Гавриил поступил в Черниговско-Гефсиманский скит Троице-Сергиевой лавры и через два года 25 июня 1870 г. облечен в рясофор. Ему было дано послушание в иконописной мастерской обители. Писал иконы Черниговской Божией Матери, Скорбящей Божией Матери реставрировал иконы пещерного храма.

Первым духовником молодого инока стал иеромонах Тихон, у которого он окормлялся в течение трех лет. Однако более примечательно влияние на него иеросхимонаха Александра Гефсиманского, от которого он, по его собственным словам, получил сугубую душевную пользу. «Проникнутый глубоким смирением, отец Александр постоянно плакал и сокрушался о грехах, но эта скорбь никогда не порождала в нем уныния, напротив, исполняла его духовной радости, что отражалось на его лице, всегда ясном и светлом. Такая бодрость духа проистекала у отца Александра от молитвы Иисусовой, являвшейся для него дыханием и жизнью» [5].

29 ноября 1877 г. Гавриила постригли в мантию с именем Герман в честь святителя Германа, архиепископа Казанского.

После смерти иеросхимонаха Александра в поисках духовного окормления монах Герман вступил в переписку с оптинскими и валаамскими старцами. По мнению еп. Арсения (Жадановского), влияние оптинских и валаамских отцов, склонных к так называемому «художественному производству» молитвы передалось и схиигумену Герману, но внутреннее чувство всегда подсказывало ему, что этот путь вреден и опасен [6]. Поэтому он обратился к святителю Феофану Затворнику за разъяснениями, о которых мы расскажем немного позже, говоря об их переписке.

5 июля 1880 г. монах Герман был рукоположен во диакона в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры, а 17 августа 1885 г. во иеромонаха. В 1892 г. по благословению святителя Феофана Затворника он стал духовником иноков Черниговско-Гефсиманского скита, а в 1897 г. назначен настоятелем Смоленской Зосимовой мужской пустыни.

При нем в Зосимовой пустыни было завершено строительство соборного трехпрестольного храма Смоленской иконы Божией Матери и надвратной церкви Всех святых, воздвигнуты каменные кельи, стена с башнями, гостиница. Вводится старческое окормление и строгое уставное богослужение.

24 октября 1898 г. в Зосимову пустынь поступил бывший протопресвитер Большого Успенского собора Московского Кремля Феодор Соловьев, а 30 ноября того же года он принял постриг от руки отца Германа и был наречен Алексием в честь святителя Алексия, митрополита Московского. Впоследствии это знаменитый старец Алексий Зосимовский, ученик и сотаинник схиигумена Германа, великий молитвенник и знаток человеческих душ.

Трудами отцов Германа и Алексия Зосимова пустынь прославилась по всей России, стала центром духовничества и старчества – «Оптиной в миниатюре». Здесь окормлялись преподобномученица великая княгиня Елисавета Феодоровна, священномученики Серафим (Звездинский), Серафим (Чичагов), Игнатий (Садковский) и Петр (Руднев), а также Антоний (Храповицкий), Арсений (Жадановский), Сергиевский архиепископ Варфоломей (Ремов), С.Н. Булгаков, М.А.Новосёлов и др., а также преподаватели и студенты Московской духовной академии.

3 июня 1902 г. о. Герман был возведен в сан игумена, 28 июля 1916 г. принял тайное пострижение в великую схиму от епископа Арсения (Жадановского). Скончался 30 января 1923 г. в Зосимовой пустыни.

По благословению патриарха Алексия II 14 сентября 2000 г. схиигумен Герман (Гомзин) был прославлен в лике местночтимых святых, мощи торжественно перенесены в Смоленский собор Зосимовой пустыни.

Напомнив житие преподобного Германа, обратимся к рассмотрению переписки между святителем Феофаном и преподобным схиигуменом Германом. Их переписка продолжалась с декабря 1886 по 1893 гг. В своих письмах преподобный задавал святителю вопросы по поводу делания умной молитвы, а святитель отвечал на эти вопросы, исправляя возможные ошибки в понимании ее преподобным Германом.

Схиигумен Герман пишет, как бы даже отстаивая необходимость применения внешних приемов при делании умной молитвы: «Разные мои ужимы и телесные напряжения бывают только тогда, когда я не имею присущим пред собою Господа; а когда чувствую пред собою Господа, то никаких этих напряжений не бывает, а только зрю свое ничтожество и беспомощность» [7]. Или в другом месте: «По немощи моего ума я не могу вдруг мысленно предстать пред Господом и должен сначала много себя потрудить в поклонах...» [8]

По свидетельству духовного сына преподобного Германа епископа Арсения (Жадановского) о «художественных приемах» при совершении умной молитвы в письмах к святителю преподобный Герман говорил, что они могут быть разнообразны. «Одни, сообщает он преосвященному, говоря молитву, первую половину произносят, вдыхая в себя воздух, а вторую — выдыхая, причем прижимают пальцы правой руки выше сердца, отчего якобы ощущают хорошее, приятное чувство и спокойствие. Другие, чтобы не рассеиваться, держат внимание на устах и конце языка. Некоторые советуют иметь внешнее представление, иначе говоря, для удержания ума от блуждания воображают предмет реально. Так, одна старица, повторяя молитву Иисусову, мысленно взирала на Распятого Господа; некий инок зрел Святую Троицу, а один молодой послушник старался написать умом в сердце слова: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”. Иные, далее, желая собрать рассеянные мысли, затаивают дыхание: тогда от натиска к сердцу ума ослабевают помыслы, но при таком приеме по временам возбуждается кашель. А один подвижник закрывал глаза, сжимал уста и зубы так, чтобы, не касаясь языком зубов, выговаривать слова молитвы, иногда же производил ноздренное дыхание, что казалось ему еще лучше. Есть и такие совершители молитвы Иисусовой, которые, когда молятся, кладут на грудь мокрое полотенце, а то делают так: полагают руку на стол и собирают ум под пальцами или с тою же целью пальцами правой руки ударяют в левую ладонь. В обители же святого Параклита схимник возбуждал в себе молитвенное настроение следующим образом: облекался во все схимнические одеяния и утруждал себя поклонами с молитвой Иисусовой до тех пор, пока становился совсем мокрым от пота, — тогда он садился и ощущал внутреннее услаждение»[9].

О внешних приемах молитвы святитель Феофан говорил лишь как о возможных для некоторых подвижников, но только при условии подчинения их внутреннему деланию и категорически не советует преподобному Герману прибегать к ним, как к несовершенным и опасным. Тех же кто использует эти приемы иронически называет шептунами, сопунами, кликушами.

На просьбе схиигумена Германа «разъяснить дело молитвы» святитель ответил: «…Стань умом в сердце пред лицем Господа и взывай к Нему: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! – Это будет труд молитвенный. Смотря по тому, как кто усердно будет трудиться, Господь, видя труд, даст ему молитву духовную, которая бывает плодом благодати Св. Духа. Вот и все, что следует говорить и разуметь о молитве Иисусовой. Все же прочее придумываемое к делу нейдет. Это враг отвлекает от настоящей молитвы» [10].

Преподобного Германа также беспокоил вопрос о том, правда ли, что от молитвы Иисусовой некоторые лишились рассудка? На что святитель Феофан ответил: «Сумасшествие от молитвы Иисусовой может произойти тогда, когда, творя сию молитву, не отстают от каких-либо грехов и привычек грешных, кои осуждает совесть. При сем внутри происходит глубокий разлад, прогоняющий всякую мирность сердца... Отсюда помутиться может голова и понятия придти в смятение и запутанность» [11].

Переписка со святителем Феофаном послужила для преподобного Германа поистине важным уроком духовного делания умной молитвы. Все сказанное ему святителем Феофаном он воспринял, в чем мы можем убедиться, читая его письма. Так отец Герман писал: «Из Ваших разъяснений о молитве и о способе ее усвоения я понял, что следует все внимание обращать не на телесное положение или внешние приемы произношения, а на чувства и мысли, которые необходимы при молитве...» [12]; «...И вот, когда я обращаю все внимание на то, чтобы быть в чувстве вездеприсутствия Божия, и, углубившись в смысл изречений Давида: Камо пойду от Духа Твоего? И от лица Твоего камо бежу? (Пс. 138, 7) и Предзрех Господа предо мною выну... (Пс. 15, 8), [стараюсь] умно предстоять Ему, я ощущаю какую-то особенную живость духа, в противность той мертвости, которая мною обладала, когда я старался помнить об одном сердце и привести ум в такое положение, чтобы он был, по выражению отцов, выше или над сердцем, думая, что в этом только и состоит настоящая молитва...» [13]; «Есть зажигательные стекла; если их обратить к солнцу и навести проходящий чрез них свет на какую-либо вещь, то эта, вещь согревается и даже воспламеняется; так же, полагаю я, будет, если я буду часто взирать умом и сердцем к истинному Солнцу Христу, т. е., если Господу будет угодно, то Он и мое согреет сердце...» [14]

Схиигумен Герман выразил свою любовь и уважение к святителю Феофану Затворнику сооружением неугасимой лампады на его гробнице [15].

Будучи уже опытным старцем, следуя указаниям епископа Феофана, отец Герман не советовал употреблять внешних приемов молитвы.

Предостерегая своих учеников от «художественного производства» умной молитвы, преподобный Герман рассказывал следующий эпизод из жизни Гефсиманской обители: «Были у нас два инока, понявших наставление “когда творишь молитву Иисусову, стань умом в сердце”, – слишком реально. Они, представив себе, что для успеха в молитве нужно внутренние силы души – ум и сердце – непременно сосредоточить на соответствующих им внешних органах, отправились к знакомому доктору с просьбой показать им сердце на карте. Когда тот исполнил их просьбу, иноки, срисовав его, возвратились домой и стали творить молитву, имея каждый пред собой рисунок. Внимание их было напряженное. Наконец, одному начинает казаться, будто сердце постепенно расширяется и охватывает его так, что он уже весь сидит в нем; в радости подвижник сообщает об этом товарищу, а тот, в свою очередь, хвалится, будто и он того же достиг, как вдруг у первого сердце лопается, мираж рассеивается и перед ним остается простой рисунок. Со скорбью передает инок своему другу о несчастье, а последний признается, что и с ним случилась та же беда. “Так, всякие искусственные средства для возбуждения молитвы пусты и ничтожны; они только напрасно расходуют энергию и нередко приводят к самообольщению”, – таким замечанием обычно заканчивал отец Герман свой рассказ о гефсиманских делателях молитвы» [16].

Преподобный схиигумен Герман действительно искал правильного понимания умного делания и ревностно учился молитве, а освоив ее благодаря святителю Феофану, передавал эту науку своим ученикам. Признание преподобного отца Германа как искусного молитвенника и знатока умной молитвы отражено в просьбе Святейшего Правительствующего Синода дать свое суждение относительно афонских споров об имени Иисусовом, возникших в то время. Святой старец отвечал: «молитва Иисусова есть дело сокровенное, а потому возникшие разногласия следовало бы покрыть любовью» [17]. Следует сказать, что Св. Синод прислушался к его мнению и оставил имяславцев в покое.

[1] Ответы епископа Феофана, затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока относительно различных деланий монашеской жизни. Тамбов, 1894. – 72 c.

[2] Письмо игумена Германа (Гомзина) к настоятелю Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря архимандриту Мисаилу (Сопегину) // АРПМА. Ф. свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 40. Ед. хр. 4010. Л. 19–20 об.

[3] Письмо настоятеля Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря архимандрита Мисаила (Сопегина) к игумену Герману (Гомзину) // АРПМА. Ф. свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 40. Ед. хр. 4010. Л. 18 об., 17.

[4] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С. 66.

[5] Там же. М., 1995. С. 68.

[6] См.: Там же. С. 73.

[7] Ответы епископа Феофана, затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока о молитве. 2-е изд. М., 1910. C. 22.

[8] Там же. С. 31

[9] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С. 73–74. См. также: Ответы епископа Феофана, затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока о молитве. 2-изд. М., 1910. С. 8, 9, 12, 18-19, 21, 24, 34, 36, 39.

[10] Ответы епископа Феофана, затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока о молитве. 2-изд. М., 1910. С. 34–35.

[11] Там же. С. 28.

[12] Там же. С. 25–26.

[13] Там же. С. 20–21.

[14] Ответы епископа Феофана, затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока о молитве. 2-изд. М., 1910. С. 28.

[15] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С. 76.

[16] Там же. С. 76.

[17] Там же. С. 87.