Лобаев Павел,
студент 1-го курса Рязанской духовной семинарии
Особенности гомилетического наследия святителя Феофана
в период управления Тамбовской епархией
Из гомилетических наставлений святителя Феофана выделяется мысль, которую можно назвать его проповедническим кредо, раскрывающим основную идею христианской проповеди, которая должна привести в единство разрозненные силы души – ум, сердце и волю.
«Мало просветить ум слушателя раскрытием и объяснением ему истины, – говорил святитель Феофан. – Истины редкий не знает, по крайней мере, в общих чертах. Чего не достает в духе? Это большей частью сочувствия сей истине в сердце и готовности следовать ей в воле. На это должна быть преимущественно направлена проповедь. Главное ее дело при разъяснении истины согреть сердце теплотою, вытекающею из сей истины, и расположить волю к решимости покориться ей. Доведи ум до истины, проведи сию истину до сердца и привлеки к ней волю. Поучительность, теплая убедительность, влекущая и обязывающая сила суть три нераздельные свойства слова назидательного» [1].
Можно понять отношение святителя к проповедническому служению по словам: «Пастырская проповедь настолько необходима для людей, что не может быть заменена даже Словом Божиим. Ибо в Слове Божием содержатся общие указания для всех, а каждый человек, как индивидуум, может превратно понять и истолковать его, поэтому общие указания Священного Писания должен разъяснять ему живой опытный голос пастыря» [2]. Будучи на Тамбовской кафедре, святитель Феофан священников, долго не произносивших проповеди, штрафовалв пользу вдов и сирот духовного звания, а активных проповедников поощрял.
Святитель Феофан принадлежит к проповедникам нравственно-аскетического направления. Его проповедь характеризуется особым аскетическим способом толкования Священного Писания, непосредственной связью с духовным опытом проповедника и жизнью современного ему общества, ссылками на святых Отцов, доступностью изложения [3].
Большинство проповедей составлены святителем Феофаном по правилам эпидейктического красноречия, с его особой ритмической организацией. Чаще всего проповедник обращается к Посланиям святого апостола Павла, толкованию которых он посвятил большую часть своего духовного творчества. Также предметом большинства своих проповедей, сказанных на Литургии по воскресным и праздничным дням, святитель выбирает апостольское зачало дня или праздника.
Характерная черта проповеднического стиля святителя Феофана – умение воплотить в едином, стройном, логически связном тексте богатое разнообразие мыслей и чувств, которое вызывает празднуемое событие и связанные с ним богослужебные песнопения. С возведением в сан епископа и назначением на Тамбовскую кафедру начался новый, плодотворный период в проповеднической деятельности святителя Феофана. За сравнительно короткое время пребывания на Тамбовской кафедре (1859–1863) им было произнесено 109 проповедей, которые печатались вначале в «Тамбовских епархиальных ведомостях». Основным местом произнесения проповедей был Казанский мужской монастырь, где находился архиерейский дом. Святитель Феофан, как правило, произносил проповеди на Литургии, а на Всенощном бдении проповедовал священник из чреды преподавателей семинарии. Свои проповеди Святитель писал за один присест, а затем произносил их по конспекту.
В центре всего христианства стоит Крест Христов, от Которого лучами исходят вероучительные истины искупления и оправдания, заключающие в себе учение о спасении. О спасении падшего человека говорят все проповеди святителя Феофана. И это главное требование к любой христианской проповеди, начиная с апостольских времен. Если это требование не выполняется и слово проповедника не содержит учения о спасении, то его проповедь нельзя назвать христианской.
Любимые святителем мысли и образы он освещает в своих словах по-разному. Например, в проповеди, сказанной на Тамбовском кладбище, святитель обращает взор слушателей к иконе Воскресения Христова, на которой изображен Крест, ставший для ветхозаветный праведников «лествицею восхождения из ада в рай» [4]. По отношению к каждому из нас Голгофский Крест прообразует наш собственный крест, возводящий нас в горние обители. Проповедник, говоря о множестве крестов, на которых христиане сораспинаются Спасителю, останавливает внимание слушателей на трех. Первый крест – «горестное наше на земле сей пребывание, исполненное скорбей, лишений, неудовольствий, болезней и всякого рода бед»[5]. Чтобы этот, неизбежный для всех, крест оказался спасительным, нужно считать свое бедственное состояние заслуженным, признавать свою вину и «благодушно нести все скорбное»[6]. Второй крест – это «вся совокупность наших слабостей и недостатков – душевных и телесных», но более всего – «совокупность страстей и неправых чувств и расположений нашего сердца» [7]. Чтобы и этот крест обратить себе на пользу, необходимо «не поддаваться ни за что неправым влечениям сердца; поддавшись нечаянно, – каяться и снова установлять себя в бранное положение против страстей. Всякий отказ страстным требованиям, всякая победа над ними есть шаг – под крестом и приготовление к поступательному восхождению по кресту в рай»[8]. Третий образ креста – «неизбежный для нас труд и соединенные с ним тягота и терпение в исполнении лежащих на нас обязанностей»[9]. Человек любой профессии и звания, добросовестно выполняя свои обязанности, «будет приобретать силу и к загробному свободному восхождению по кресту на небо»[10]. Чуть позже, в Тамбовском Сухотинском женском монастыре на праздник Воздвижения (1860) образ трех крестов святитель переосмыслил идею о трехсоставном кресте, части которого – нижняя, верхняя и поперечная – соответствуют трем обязательным монашеским добродетелям: самоотвержению, терпению и послушанию, каждая из которых имеет, в свою очередь, внутреннюю сторону – соответственно: веру, надежду и любовь. «Голгофа для сего креста – наше сердце, – учит Святитель, – воздвизается он или водружается ревностною решимостию жить по духу Христову, а слагается из разных сердечных расположений, главных и источных в христианском житии»[11].
Пример аскетической проповеди – толкование апостольского зачала 27-й Недели по Пятидесятнице (Еф. 6, 10–17). Проповедник останавливает внимание на словах: Облецытесявовся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским (Еф. 6, 11). Толкуя смысл этого оружия, святитель обращается к естеству человека, каждая из частей которого «подвержена нападению своих особых страстей, и должна быть вооружена своим особым оружием» [12]. Совокупность орудий против телесных страстей – телесные подвиги: «…тело надо взять в руки и обучать его благочестивой жизни. – Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24)» [13]. В душе на первом месте, как учит святитель, стоит воображение с памятью – «магазин душевный с показывателем сокровищ его» [14]. Затем следуют рассудок, воля и вкус, подверженные каждый своим страстям. «Наконец, – выше души – дух – сила, обращенная к Богу и вещам небесным. – Враги здесь суть: Богозабвение, бесстрашие, равнодушие и нелюбовь к священному…». Совокупность всех орудий против страстей плоти, души и духа – это «молитва, хождение в церковь, всестороннее послушание, чтение слова Божия и святых отцов, трезвенное внимание себе, телесный труд, бдение, поклоны, уединение, хранение чувств, воздержание и пост» [15].
Педагогические наставления святителя Феофана наиболее полно высказаны в трех проповедях: первая произнесена в Тамбовском кадетском корпусе в день рождения императрицы Марии Александровны (27.07.1859), вторая – в Тамбовском Мариинском приюте во время освящения храма мч. Максимилиана (8.11.1859), а третья обращена к воспитанницам Тамбовского института в 40-й день после кончины Императрицы Александры Федоровны, их августейшей попечительницы (ноябрь 1860). Проповедник критикует гуманистический подход в воспитании, главным постулатом которого является принцип: развивай природу! «Как из семени, прозябшего и раскрывшегося выходит дерево или цвет, в своем роде совершенный; так выйдет и человек совершенным, если развить все сокрытое в естестве его» [16], – говорит проповедник словами апологетов западного гуманистического воспитания. При этом последние не учитывают, что само естество человека глубоко повреждено грехом. «Оттого там, где без разбора развивают все, что ни находят в человеке, вместе с сродным нам развивают и несродное, – возражает им святитель Феофан, – и в естестве нашем является много паразитов, которые нередко заглушают и иссушают естественные ветви». Исправить поврежденную человеческую природу одними естественными средствами невозможно, требуется сверхъестественная помощь. «И она готова, – учит святитель, – в Церкви Божией, в святых ее Таинствах и всех освятительных учреждениях. Божественная благодать, сообщаемая и возгреваемая ими, проникая внутрь нас, разделяет сродное нам от несродного и соединяет с первым, укрепляет его и оживляет, а отревая последнее, иссушает и истребляет его. Потому, кто растет под действием их, тот без особенных усилий со стороны родителей и воспитателей, кроме неизбежных предостережений, является, по вступлении на поприще деятельности, с чувствами и расположениями чисто человеческими (или – что то же – истинно-Христианскими), без примеси уродливых неестественностей, унижающих человечество» [17]. Подобное православное отношение к человеку, называемое по-русски человеколюбием, диаметрально противостоит господствующей в современном мире концепции прав человека и умножающимся день ото дня гуманистическим теориям воспитания.
Для нашего времени строгая, последовательная и ясная позиция святителя Феофана по многим вопросам общественной, политической, культурной и образовательной жизни может стать надежным якорем, удерживающим корабль российской государственности от опасного блуждания по стихиям мира сего. Если бы современники вышенского затворника прислушались к его мудрому, дышащему заботой и тревогой о своем отечестве и соотечественниках слову, то, может быть, мы с вами до сего дня молились о здравии и спасении Благочестивейшего Государя Императора. Но чего уж у нас никто и никогда не сможет отнять, так это нашего личного подвига в деле спасения своей души. И здесь огромное значение могут иметь для нас наставления святителя Феофана, Затворника Вышенского, – его проповеди и письма, в которых собран весь опыт святых Отцов, живших до него, опыт, почти забытый и утраченный современным человеком, но драгоценный и незаменимый. И не просто собран, но просолен личным аскетическим подвигом святителя, от чего слово его звучит со властию. И эту власть святительского слова, я думаю, испытали все, сидящие в этом зале. Мощь этого слова «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1 Кор. 2, 4).
[1] <Феофан Затворник> Как составить проповедь? // Прибавление к ТЕВ. № 8. 15 октября 1862. С. 306.
[2] Феофан, еп. Мысли на каждый день года. М., 1890. С. 319.
[3] См.: Павлов А., иер. Епископ Феофан Затворник – представитель аскетической проповеди в России. Загорск, 1968–1969 (машинопись). С. 3.
[4]Феофан, еп. Слова к Тамбовской пастве. СПб., 1861. С. 47.
[5] Там же. С. 48.
[6] Там же. С. 49.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же. С. 50.
[11] Там же. С.263.
[12] Там же. С.103.
[13] Там же. С.104.
[14] Там же.
[15] Там же. С.105.
[16] Там же. С. 24.
[17] Там же. С. 25.