Антипов Максим Анатольевич, ведущий специалист
ФГБУ «Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина» (Санкт-Петербург);
Холопов Сергей Геннадьевич, заведующий библиотекой
Рязанской православной духовной семинарии (Рязань)

 Свято-Троицкий Александро-Свирский монастырь и святитель Феофан Затворник (по материалам неопубликованных писем святителя)

Значение монастырей в истории России велико, достаточно вспомнить Киево-Печерский монастырь, Троице-Сергиеву обитель, Кирилло-Белозерский монастырь и т.д. и их исключительную роль в жизни русских людей. Но, начиная, с эпохи императора Петра I в России началась секуляризация церковных земель, в том числе монастырских имений, а также законодательные ограничения как для самих монашествующих, так и для желающих принять постриг. Такие жесткие меры государства в отношении церковной жизни привели к духовному кризису в русских монастырях. Возрождение аскетической жизни в России связывают с подвижнической деятельностью преподобного Паисия Величковского, подвизавшегося на Афоне с 1746 по 1763 гг., вернувшись со Святой Горы в Российскую империю, он сумел поднять монашество на былую высоту. После блаженной кончины, преподобный оставил множество учеников, среди них был молодой человек из Орловской губернии, который впоследствии стал великим старцем, известный как Феодор Свирский [1]. В 1817 г. он пришел с Валаамского монастыря и поселился в Александро-Свирской обители вместе с иеросхимонахом Львом (Наголкиным), будущим оптинским старцем. Вскоре проявился дар прозорливости старцев: так, в 1820 г. преподобные предсказали приезд в обитель императора Александра I, хотя никто не знал о визите государя в монастырь, решение его посетить он принял неожиданно.

«Между тем, государь по своему обыкновению, расспрашивал о местности и ее жителях у ямщиков – иногда сам, иногда через кучера Илью, неизменного своего возницу. Приближаясь к дороге, где поставлен крест в знак близости монастыря и для указания к нему пути, государь спросил: «Что за крест?». Узнав же, что недалеко Свирский монастырь, он велел туда ехать. При этом начал расспрашивать, – каково в монастыре и каковы братия. Ямщик, нередко туда ходивший, отвечал, что ныне стало лучше прежнего. “Отчего?” – спросил государь. “Недавно поселились там старцы о. Федор и о. Лев; теперь на клиросе поют получше, и во всем более порядка”»[2].

Следует отметить, что это не единственный эпизод из жизнеописания двух подвижников, показывающий их духовную силу. Именно они стали возобновителями традиций подлинного монашеского делания и старчества в Свято-Троицкой Александро-Свирской обители. Старец Феодор отошел ко Господу 7 апреля 1822 г., а его ученик и сомолитвенник еще несколько лет продолжал нести служение в Свирской обители, и только в 1829 г. ушел в Оптину пустынь, где заложил основы будущего оптинского старчества. Таким образом, старцы Свирского монастыря сыграли существенную роль не только в становлении Оптиной пустыни, но и русского монашества в целом.

С уходом этих великих подвижников традиции монастырского старчества в Александро-Свирской во многом становятся формализованными. К примеру, в 1877 г. настоятель архимандрит Савватий в ежегодном отчете епархиальному архиерею писал следующее: «Впадающие в погрешности и проступки много и старцами к исправлению побуждаемы были тщательно, а о неисправляющихся было доносимо епархиальному начальству»[3]. Это свидетельствует, в частности, о некоем угасании духовной жизни монастырской братии. И только в конце XIX в. в этой древней обители вновь начался расцвет монашеской жизни и возобновилось старчество. Это произошло благодаря подвижническим усилиям архимандрита Агафангела (Амосова; 1841 – 27.12.1909). О. Агафангел был родом из Вологодской губернии, монашеский постриг принял на Валаамском монастыре, его учителями были выдающиеся валаамские старцы: игумен Дамаскин (Кононов), Кириак, Антипа, Агапий. Что очень важно, валаамские подвижники находились в постоянной переписке со святителем Феофаном Затворником. Следует отметить, что и сам архимандрит Агафангел не только находился в переписке, но и был лично знаком с Вышенским святителем, хотя за духовным советом и благословением он прежде всего обращался к своим епархиальным архиереям, о чем свидетельствует, в частности, письмо о монастырском старчестве епископа Олонецкого Павла (Доброхотова), адресованное о. Агафангелу:

«По письму Вашему ко мне от 30 сентября 1892 г. о заведении и установлении в вашей обители старчества – для руководства особенно новоначальных-послушников, чтобы все руководимые все делали по совету и с благословения святых старцев, по отеческому писанию и преданию, – я не могу не радоваться такому доброму и истинно полезному для иночества Вашему намерению и желанию. От всей искренности души моей желаю, чтобы Милостивый и всемогущий Господь, по ходатайству Небесной Царицы – Пресвятыя Богородицы и молитвами Преподобного и богоносного отца нашего Александра Свирского чудотворца – помог Вам в осуществлении на деле Вашего намерения и желания – Вседействующею Своею благодатью.

Но ведь для сего Вам надобно иметь под руками – опытных и в духовной жизни Старцев…дай Бог, чтобы Вы имели, или приобрели таких старцев»[4].

Следующие документы из архива Александро-Свирского монастыря свидетельствуют, что именно святитель Феофан Затворник, состоя в переписке с архимандритом Агафангелом (Амосовым), выступил не только в качестве духовного наставника свирского настоятеля, но и как учитель, по советам которого традиции монастырского старчества возобновлялись поддерживались в монастырях Северо-Запада России. В хранящемся ныне в Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН деле «Письма в Бозе почившего Преосвященного епископа Феофана к настоятелю архимандриту Агафангелу» (Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б», крайние даты: 7 августа 1884 г. – 30 августа 1892 г.) в начале следуют письма вышенского затворника, адресованные валаамскому подвижнику схимонаху Агапию (Молодяшину). Эти письма о. Агафангел увез с Валаама с собою. Некоторые из них распространялись в копиях и затем были включены в те или иные издания сочинений святителя Феофана. В данном же случае мы имеем возможность прочесть оригинальные тексты, что позволяет исправить досадные неточности, иногда встречающиеся в публикациях святительского эпистолярного наследия[5].

Из письма епископа Феофана схимонаху Агапию от 3 мая 1885 г. (с ответами на вопросы о. Агапия)

«…”ученики – помеха в молитве”. Никакое доброе дело не может быть помехой молитве: добрые дела и молитва родные сестры… и одни другой руки подают… Всего очевиднее, по этому внушению, можно догадаться, что смущает Вас враг.

“Старчество затруднительно ныне”. А когда оно было свободно от затруднительности? По самому свойству своему оно затруднительно. Но ему всегда присуща помощь свыше. – И непосредственное внушение, что сказать… Вставьте во всегдашнюю свою молитву призывание помощи на свое послушание, – и она будет приходить…

– “Старчество малоплодно”. – Это не справедливо. Никакое слово не остается безплодно. Только плод не тотчас появляется… Да, как Вы судите о плодах?! – Если бы Вам повелено было – ветвь сухую связывать, другое дело. А Вам сказано только: придут братья, сказывай им что Бог пошлет.

“Отвечай за них”. – Если не будете говорить, что нужно, будете отвечать, а коль скоро Вы с любовию говорите все должное – Вы свое дело сделали… и отвечать не за что.

“Поступают в монастырь не ради спасения”. Коль скоро кто пришел в монастырь, значит у него есть духовная зазноба… Но в начале она слаба. Вам предлежит развивать ее и у <нрзб.>… И трудиться. Труд с Божией помощью все <нрзб.>».

«…молитесь о всех, Вам врученных, со слезами, каждому испрашивая благопотребного… И себе просите вразумления. – И потом не беспокойтесь, ни что сказали, ни что еще сказать, – ни что из того <нрзб.>…

Разве Бог отказался от учеников Ваших?! – Они его суть. И Вы не можете о них пещись, сколько Он…

При <нрзб.>, что малоуспешным иногда скорбь причиняет, потому что от этого гонор старческий страдает. – И поопасней сего.

Читайте – Варсонофия и Иоанна, – Лествицу, Кассиана. – Шлю Вам Добротолюбия 2 т.

Спасайтесь! Ваш доброхот Е. Феофан»[6]

Из письма епископа Феофана схимонаху Агапию от 23 июля 1886 г.

«Мне не неприятно вести с Вами беседу, в чаянии научиться от Вас духовному деланию. Вы нашли драгоценную бисеринку. Слава Богу! Теперь держите ее, – и по какой-либо ошибке не продайте, или не променяйте ее на глиняные <нрзб.> (…)

Я не имею, что сказать Вам, и пишу, чтоб приложить прошение – помолитесь, чтоб и мне многомилостивый Господь даровал сию бисеринку… и прежде того, чтоб даровал мне дух покаяния и утвердил в нем: ибо без этого никакой дар не дается, и плода не приносит.

Вы что-то поминаете о порядках в монастыре. Какое нам с Вами дело до тех порядков? Они не на нашей шее лежат. Тот и пусть кряхчит от них, кому они поручены…

Спасайтесь!

Е. Феофан»[7].

Из письма епископа Феофана схимонаху Агапию от 2 октября 1886 г.

«Вы все спрашиваете, и желаете слышать о духовном; а я по этой части недоучен. Посему и нахожу, что лучше помалчивать, чем говорить, не зная дела. Ведь очень худо, – если кто спросил: куда дорога на Валаам? – а я указал бы ему такую, по которой он не знает, куда зашел бы. В духовной же жизни эти неподходящие указания еще пагубней.

Память Божия, память смертная, дух сокрушен… и болезненное к Богу припадание: о Господи, спаси же! О Господи, благопоспеши же!

Се – прямя дорога! Не мое это слово, – а всех старцев – прямо на дело смотрящих. Кто попадает на это… тому нечего охать!

Посылаю Вам книжки – Невидимая брань. – Вам, о. Александру, что теперь схимник, и о. Агафангелу…

Желаю, чтобы Вы нашли в этой книге, – все Вам нужное»[8].

Из письма епископа Феофана схимонаху Агапию от 23 марта 1888 г. (копия)

«Одно дело откровение помыслов, и другое – исповедь. Первое есть подвижническое правило, старческое, второе – Таинство Церкви. – В каком смысле назначены к Вам ученики, – в том ли, чтоб Вы исповедывали их, разрешали, и епитимии на них налагали, или чтоб только, выслушав их откровение, Вы давали им руководство, чтоб рассеивали смущение, разъясняли недоумение, утешали? – Только в последнем смысл. По сказаниям Отцев? душеспасительно само откровение как откровение, без всяких прибавлений. Приемлющий откровение может сказать: ну, ничего, Бог простит, – и прибавить: положи немного поклонов… Но это не то, что бывает в таинстве исповеди. – Это отеческое благожелание. Производство дела такое касается грехов простительных, тут само откровение – дает прощение. Явное же нарушение заповеди – разрешается действием таинства исповеди. При каких грехах можно ограничиться одним откровением, и какие требуют исповеди – это старцы пусть разрешают между собою, – общим советом.

Вам как иеромонаху можно совершать Таинство исповеди для своих учеников, и это будет настоящее разрешение и епитимия если наложите – очистительна будет. Но делать ли это самому по себе, или спросить Настоятеля. –

В монастыре есть общий духовник – исповедник. – Исповедание кроме его есть новость в монастыре. Но ничего нового никто в монастыре вводить не может, без воли настоятеля. Почему вам следует спросить настоятеля. – Но если Вы в иной раз найдете удобным совершить таинство Исповеди, – то тут греха не будет; ибо Вы имеете на то власть; а будет только нарушение порядка монастырского.

Как Вам быть уже сами смотрите. – Я бы сказал: если не выйдет никакого нестроения в монастыре, совершайте таинство исповеди над своими учениками, когда нужно… по требнику. – Но лучше спросить у Настоятеля – позволения»[9].

Из письма святителя Феофана к архимандриту Агафангелу от 30 августа 1892 г.

«Очень приятно было мне читать, как Вы радеете за дело Божие. Хорошо Вы поступили, выгнав негодяев. Это уже не в первый раз. В 54-5, кажется, я был месяцев 8 – ректором Семинарии в Петрозаводске. Преосвященным был Аркадий, взятый туда из Вятки. – Он нашел Свирский монастырь, как Вы, никуда не годным. Для поправления вызвал из епархии настоятеля и монахов, кажется, человек семь… а дрянных повыгнал… И обновилась обитель.

А теперь Вы обновили ее снова. – Благословение Божие буди на Ваших трудах.

Хорошо и Ваше намерение завести старчество. Это сильное средство к разведению в обители истинно монашеского жительства; сначала поведение внешнее поправится, а потом нравы очистятся, и наконец и духовная жизнь пойдет.

Не вдруг за дух. Жизнь, она сама придет. Молитве Иисусовой начинать наставлять, когда у кого начнет сердце согреваться от обычных – уставных молитв, в церкви и в келии… Без соблюдения этого правила Вы скоро наделаете кукл.

Больше учите вниманию к помыслам, и откровению худых и созиданию добрых. – Паче же в ней насадить добродетель послушания. Она <нрзб.> доброго иночествования.

Но когда имеете ревность, Господь не оставит Вас своею помощию… Но ревность разума требует. Ищите его в отеческих книгах и сказаниях. Заведите общее чтение, чтоб все собирались и слушали. Книги и статьи выбирайте сами. – В конце чтения можете спрашивать, не имеет ли кто каких вопросов? – И когда кто отзовется, пусть выскажет, что у него. Ответ, если можете, сами скажите. Если не можете, спросите у старцев, не знает ли кто, – и пусть этот говорит. Если никто не может, скажите: я пороюсь в отеческих писаниях, – и скажу. – Не рядитесь во всезнание, но когда не знаете чего, скажите прямо, что не знаете. Это лучше.

Вот скоро Афонцы выпустят древние иноческие уставы… Там богатый источник вразумлений.

Назначая старцев будьте осмотрительны. Лучше двумя-тремя ограничиться, чтоб назначить десятки наполовину или более негожих. Не всякий исправный инок – уже готов в старцы. У старчества – главное рассуждение и различение помыслов.

Благослови Вас Господи!

Спасайтесь!

Ваш доброхот

Е. Феофан»[10].

Архимандрит Агафангел (Амосов) также был выдающимся подвижником и старцем, о чем сохранилось множество свидетельств современников. Свирский настоятель не только сумел возродить духовную жизнь в обители, но и увидеть плоды своих трудов. Вот как так вспоминал о нем учитель местной школы для крестьянских детей А. П. Красновский:

«Умерший, превосходно знал человеческое сердце, очень часто так обаятельно действовал на личность, что умел вызывать человеческие интересы у людей как будто погибших. Не бывало случая в его жизни, чтобы он на кого-либо прикрикнул или притопнул ногою. Умел он всех понимать и успокоить. Братия монастыря его очень уважала, потому что он сам был строгим исполнителем монашеских заветов. В личном примере была главная двигательная сила»[11].

Что же касается опубликованных святоотеческих текстов, то можно сделать вывод о том, насколько важным было для святителя Феофана Затворника личная переписка с не только с настоятелями, но и монастырской братией. Что же Вышенский подвижник выделял особенно в своих письмах?

Прежде всего он призывал на деле и в повседневной жизни исполнять евангельские заповеди и даже в бытовых мелочах находить христианский смысл происходящего. Далее обращает на себя внимание то, что святитель уделял большое значение чтению духовной литературы. Почти в конце каждого письма епископ Феофан призывает поучаться творениями святых отцов: преподобных Варсонофия и Иоанна, «Лествицей» преподобного Иоанна Лествичника, творениями преподобного Кассиана, «Невидимой бранью» преподобного Никодима Святогорца и «Добротолюбием» (в переводе самого святителя на русский язык).

Таким образом, по опубликованным в настоящей статье выдержкам из писем святителя Феофана можно утверждать, что он оказывал существенное влияние на духовную жизнь братии Валаамского и Александро-Свирского монастырей, а через них и на монашескую жизнь древних северных обителей. Следует отметить, что в настоящее время известны далеко не все письма святителя Феофана Затворника к насельникам этих монастырей, часть эпистолярного наследия святителя, хранящаяся в Архиве СПб ИИ РАН, остается не изученной. Хочется выразить надежду, что со временем вся переписка святителя Феофана Затворника с подвижниками Валаамской и Александро-Свирской обителями будет опубликована полностью.

[1] Фамилия схм. Феодора установлена по ряду источников. Фамилия Пользиков упоминается в источниках: Ревизские сказки мещан г. Карачева за 1782г. // ГАБО. ОДФ. 23. Оп. 2. Д. 6. Л. 46; Об определении схимонаха Палеостровского монастыря Феодора в Валаамский монастырь // ЦГИА СПб. Ф.19. Оп.13. Д. 660. Л. 1. Фамилия Аникитин – в источнике «Выписка из Ведомости о монашествующих и бельцах, находящихся в числе братства в Александро-Свирском монастыре за 1821 год» // Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 21. Л. 84 об.–85.

[2] <Агапит (Беловидов), архим.>. Житие оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва). Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1994 (репринт 1917). С. 29.

[3] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 123. Л. 4.

[4] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б». Л. 5.

[5] Об этом см.: Дмитриев А.П. В архивах Петербурга // Православное книжное обозрение. 2011. № 12. С. 22.

[6] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б». Л. 4 – 4 об.

[7] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б». Л. 5-6 об.

[8] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б». Л. 7–8 об.

[9] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б». Л. 9–10 об. (То же самое в подлиннике на лл. 14–14 об., а большая часть письма – лл. 11–13 об. – посвящена учению о молитве. – Прим. автт).

[10] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «б». Л. 28–29 об.

[11] Архив СПб ИИ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 186 «а». Л. 28–29 об.