Щербакова М.И.,
заведующая Отделом русской классической литературы ИМЛИ РАН,
профессор, доктор филологических наук
«Московская премудрость» и казначея Леонида. К вопросу атрибуции корреспондентов святителя Феофана
Письма святителя Феофана ― драгоценная часть его наследия. В них сосредоточился его пастырский и богословский опыт, проявились знание жизни и глубокая любовь к людям. Опубликованные вскоре после кончины преосвященного, письма сохранили для нас его живое слово, обращенное к духовным чадам.
Между тем, мы располагаем подчас скудными сведениями о том, кто эти адресаты или какие персоны упомянуты в письмах из Вышенского затвора.
Из двух тысяч писем святителя Феофана, опубликованных Афонским РусскимПантелеимоновым монастырем в 1898–1901 гг., удалось выявить Кугушевскую коллекцию. Это 500 писем к хозяйке дома Надежде Ильиничне Кугушевой, урожденной Боратынской, ее дочерям Александре Ивановне и Анастасии Ивановне, сыну Илье Ивановичу и племяннице Софье Николаевне Слепцовой. Письма публиковались не все сразу, а частями, блоками. Начиная с первой публикации, имена адресатов были скрыты за инициалами. Нетрудно расшифровывались такие, как: «К князю Илье И. К-ву» (33 письма), «К княгине Н. И. К-вой» (53 письма). По аналогии расшифровывается: «К Н. И. К.»(193 письма), «Н. И. К.» (69 писем) и «Еще письма к Н. И. К.» (5 писем). По известным прозвищам, данным в письмах святителем Феофаном Александре и Анастасии Кугушевым, устанавливаются адресаты блоков «Особые письма к Беличке» (18 писем) и «Два письма к Черничке». По содержанию нами определен адресат писем «К г-же N. N.» (24 письма) — Н. И. Кугушева. Также по содержанию можно с уверенностью сказать, что 102 письма «К Е. С. В.» адресованы Анастасии Ивановне Кугушевой[1], а единственное письмо к «В. С. Д.» — племяннице Н. И. Кугушевой Софье Николаевне Слепцовой.
Надежда Ильинична Кугушева, урожденная Боратынская, была в родстве с выдающимися людьми. Поматеринской линии она принадлежала к дорогобужской ветви рода Барышниковых, одной из самых богатых семей Смоленщины, и при этом ‑ щедрым благотворителям. Дед, И. И. Барышников, владел конными заводами, бумажной и суконной фабриками, стекольным заводом; рачительно управляя своими делами, перечислял огромные суммы на образование, строительство храмов, был ценителем живописи и архитектуры; его заказы выполняли В. А Тропинин, М. Ф. Казаков, Д. Жилярди. Тетушка Анна Ивановна в 1823 г. вышла замуж за С. Н. Бегичева. В московской усадьбе Барышниковых (Мясницкая, 42) молодые супруги на своих вечерах принимали Д. В. Давыдова, В. К. Кюхельбекера, В. Ф. Одоевского; здесь гостил А. С. Грибоедов, работал над комедией «Горе от ума», писал свои знаменитые вальсы.Двоюродный брат Надежды Ильиничны ‑ один из самых значительных русских поэтов XIX в. Евгений Абрамович Боратынский. Его брат Ираклий Абрамович ‑ генерал-лейтенант, губернатор Ярославля и Казани, сенатор. Старшая сестра Надежды Ильиничны ‑ Варвара Ильинична ‑ была замужем за Николаем Павловичем Батюшковым, двоюродным братом еще одного выдающегося русского поэта, К. Н. Батюшкова. Внучка другой сестры, Елизаветы Ильиничны – Надежда Андреевна Обухова ‑ стала прославленной русской певицей.
Сестры Варвара, Елизавета и Надежда Боратынские были близки и сумели привить родственные чувства своим детям. В письмах святителя Феофана к Надежде Ильиничне Кугушевой, преимущественно в 1880-е гг., упоминаются «Московская Премудрость» и «мать Л.».
Установить, кто скрыт за этими наименованиями, помог экземпляр афонского издания писем преосвященного, сохраняющийся в семье Кугушевых и принадлежавший схимонахине Феофании ― вмируБеличке, старшей дочери Надежды Ильиничны Александре Ивановне Кугушевой. На последней странице книги помета: «Это “Московская Премудростьˮ‑ Софья Николаевна, урож. Батюшкова; ее муж Слепцов; она писала стихи в журнале Душеполезное чтение под псевдонимом “ Сирофиникиянкаˮ. Мать Леонида ― это Елизавета Трофимовна Обухова».
Софья Николаевна Слепцова‑ единственная дочь Варвары Ильиничны Головиной (родной сестры Надежды Ильиничны Кугушевой) от первого брака с Николаем Павловичем Батюшковым, скончавшегося в Москве в 1868 г. и похороненного на кладбище Донского монастыря.
По отцовской линии она принадлежала к светским кругам Петербурга. Ее прабабушка ‑ Елизавета Александровна Пальменбах (1761‑1832) ‑ была фрейлиной Высочайшего двора, начальницей Смольного института благородных девиц, воспитательницей дочерей А.И. Бенкендорфа и принцесс Бирон; в ее честь улица близ Смольного монастыря носила название Пальменбахской. Дед Софьи Николаевны ‑ Павел Львович Батюшков (1765‑1848) ‑ участник русско-шведской войны 1788‑1790 гг., генерал-майор и член Военной коллегии, действительный тайный советник; сенатор. Обе тетушки ‑ Елизавета Павловна (1806‑1860) и Анна Павловна (1808‑1870) Батюшковы ‑ были фрейлинами Высочайшего двора, дядя ‑ Лев Павлович († 1878) ‑ генерал-лейтенант.
В 1868 г. Софья Николаевна вышла замуж за Павла Николаевича Слепцова‑ участника Кавказской войны, генерал-лейтенанта и генерал-адъютанта, председателя строительной конторы Министерства Императорского двора. Он был вдовцом; в Царском Селе, в квартале от Эрмитажной рощи, имел собственный одноэтажный дом с мезонином и садом на углу Средней и Конюшенной улиц, вплотную примыкавший к Нижним конюшням. Напротив ‑ примечательный дом, некогда принадлежавший тайному советнику Николаю Петровичу Новосильцеву, у которого в 1835 г. жили М.Ю. Лермонтов и его двоюродный дядя А.Г. Столыпин.
Петербург не стал родным для Софьи Николаевны; ей, москвичке, близки были пушкинские строки:
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит…
В марте 1873 г. у Софьи Николаевны родилась дочь Ольга ‑Люля, как ее ласково называла счастливая молодая мать. Через несколько месяцев ребенок умер, простудившись в промозглом климате северной столицы.
«Я опять видела во сне, будто вхожу я в большую комнату, в детскую, в колыбели лежит моя девочка. Я беру ее и начинаю кормить грудью и няню браню за неприкрытое окно, из которого дует. Как я боялась, что не найду хорошей для нее няни и не хотела никого к ней подпускать. И как указывает сама природа на лучшее для своего ребенка! Принадлежность всякого и каждого своему обществу требует воспитывать, как велят приличие и требование света. А самой только считаться матерью и ездить в свет, чтоб проложить этому ребенку дорогу, по которой скорее всего он пойдет к своей погибели. Бог поэтому, вероятно, и взял ее к себе, чтоб я не слишком мучилась за нее душой, а между тем ‑ так больно, так грустно по ней, моей малютке!» Это запись в дневнике европейского путешествия Софьи Николаевны Слепцовой, куда повез ее муж, чтобы развеять тяжелое горе потери. Дневник бережно сохраняется в семейном архиве Кугушевых.
Воспоминания о дочери выливались и в поэтическую форму, с фетовской аллюзией. «Вчера вечером я запела: “Покойно спи, ангел мой Оляˮ, ‑ и заплакала; я не могу без слез повторять эти строки. Потом взяла карандаш и бумагу и написала в память последние три куплета:
Среди блестящих звезд полночных,
Немой сияющих красой,
И в сонме ангелов немолчных
В Его обители святой
Звезда есть, ангел здесь крылатый,
Душа есть, жившая во мне.
Вот ангел, за меня ходатай,
Звезда та с неба смотрит мне.
Вот почему я взором грешным
Смотрю так часто в небеса
Есть звезды в мире том туманном
И раздаются голоса!..»
Возвращение в Россию было не за горами. «Скоро мы уедем отсюда. Как мне тяжело здесь живется. <...>Paul говорит, что я от всех прячусь. Разве может он понять, как я мучаюсь сердцем и душой. А что если он привез меня в Головино и сказал бы, что никогда уже не будем возвращаться к этой бесполезной, нерадостной жизни. Какое было бы счастье. Но оно невозможно. Какое стремительное слово это: невозможно!»
Мысль о Головинской обители, глубоко спрятанная в сердце, сохранялась Софьей Николаевной как главное сокровище. Ее мать, Варвара Ильинична, вторым браком была замужем за Михаилом Ивановичем Головиным, в московской усадьбе которого устроила Спасскую домовую церковь, а в глубине парка ― часовню во имя святого преподобного Сергия Радонежского, положив тем самым начало Казанскому Головинскому монастырю. В Головино и стремилось исстрадавшееся сердце Софьи Слепцовой. Овдовев в январе 1882 г., Слепцова приняла решение уехать из Петербурга. Тетушка Надежда Ильинична Кугушева оставалась самым близким человеком, к которому могла прислониться душа 34-летней женщины, успевшей потерять родителей, ребенка и мужа.
Святитель Феофан, отвечая на просьбу Надежды Ильиничны духовно поддержать племянницу, тотчас направил из Вышенского затвора посылку: «Для вашей племянницы… посылаю 118 псалом и книжку “Востаниспяй”… и письма в СПб.и 5 слов...»(V, 132).[2] А когда подробнее узнал о жизни Софьи Николаевны, полушутливо-полусерьезно заметил: «Так вот какая племянница-то?! А я было зашвырнул ее не знать куда. Так она ‑ профессорша премудрая! Пусть же готовится в строгий монастырь, где бы ее игуменья вышколила хорошенько, чтобы она потом могла сделаться и сама игуменьею»(VIII, 62). «Ваша племянница — сирота кругом, ‑ писал он в другом письме. ‑ Пусть сделается черничкою. И будет покойна»(V, 135).
Переезд Софьи Николаевны из Петербурга в Москву святитель Феофан поддержал. «София премудрая отчего стала Московка? — Я в этом вижу добрый знак, ибо С.-Петербург — разгульный, невер и революционер; а Москва — благочестива, смиренна и верна. Да будет и она по духу Москвы! Случилось, что наши ныне собрались посылать в Шацк. Я ответил ей и послал прямо. Неловко только было на конверте написать только София Слепцова, — как по батюшке, нигде не указано. Пропишите в другой раз»(VIII, 78).
В своем первом письме к преосвященному Феофану Софья Николаевна не только рассказала о себе, но и послала свои стихи, о чем и упомянуто в письме с Выши к Надежде Ильиничне: «У Софии хороший строй. Зовет ее Господь: но еще не созрела решимость. Стишки хороши и эти, что вы вновь прописали… но первые особенно хороши...»(VIII, 78).
И в последующие годы Софья Николаевна продолжила свое поэтическое творчество. 13 сентября 1892 г. святитель Феофан сообщил Надежде Ильиничне: «С прошлою почтою получил письмо от Софьи Николаевны Слепцовой. Она в очень добром настроении. Написала стихи, как хананеянка просила Господа о дочери и получила просимое. Очень хорошие и с очень хорошим приложением. Думаю отослать их афонцам для напечатания в их листках» (2001; 293).
Самой же Софье Николаевне спустя неделю, 20 сентября 1892 г., было отправлено следующее письмо: «Перечитал стихи Ваши; нахожу их хорошими и отошлю к старцам Афонским, и попрошу их напечатать. Вы же, если напечатают, молитесь Господу, чтоб не допустил вас фанфаронить: ибо это у вас дар Божий. Позаботьтесь и плод принести, разумею... и еще пишите, когда придет в движение дар. Тогда можете сами прямо отсылать в Афонскую часовню отцу Владиславу, поминая только, что препровождаемые стихи той же руки, что и стихи “Молитва Сирофиникиянкиˮ (я так заглавил стихи Ваши)».[3]
С переездом в Москву смятение в душе и сердце Софьи Николаевны не улеглось. Вероятно, Рождественский пост 1882 г. проходил у нее не благочестиво, потому что 10 декабря святитель Феофан писал Надежде Ильиничне, окорачивая ее опеку над племянницей. «Спешу вам ответить. Насильно не следует тянуть на эту трудную дорогу. Пусть сама произвольно вступает на нее, по самом глубоком убеждении в превосходстве сей дороги и в пригодности ее для нее. И скажите ей: сама возраст имеешь. Отчасти испытала и ту и другую дорогу. И смотри, куда тебе следует направить шаги. Если хочешь Господу себя посвятить, то незачем тебе водиться с миром, в котором нет духа Христова. Если же не хочешь, — как хочешь. Господь любит доброхотно к Нему идущих невест. Давно ли подвергалась искушению? И еще не прочахла, и опять в этот одуряющий чад! Это скажите, — и еще что придумаете. Потом, прощайте: как хочешь»(VIII, 74‑75).
Из писем святителя Феофана довольно мало узнается о жизни Слепцовой в эти годы. 17 сентября 1883 г., поздравляя с именинами Надежду Ильиничну и сообщая ей о гомеопатическом домашнем лечебнике, преосвященный писал: «Напишите об этом к Премудрой, и она все устроит. Будете писать к ней, побраните ее, что она не сообщила мне нового адреса. — Что она в монастырь пробралась, очень рад. Господь да управит путь ее»(VIII, 84). Свои краткие, но частые вопросы о Софье Николаевне в письмах объяснял так: «Очень жаль, если она объюродеет»(VIII, 90).
Лето 1888 г. Софья Николаевна намеревалась посвятила паломничеству по русским монастырям. «София писала, что поедет в Сергиеву… потом 15 в Оптину и пробудет недели три-четыре», ‑ писал 12 июня об известных ему планах святитель Феофан Надежде Ильиничне, и просил: «Не тревожьте ее. Напишите ей, чтоб она к вам после Оптина приехала. То ей нужнее»(V, 140).
Тогда же впервые в письмах преосвященного Феофана упоминается имя монахини Леониды ‑ казначеи Борисо-ГлебскогоАносина женского монастыря. «Писала ко мне мать Леонида — Аносинская казначея. Поминает, что я когда-то писал ей. И когда писал, и что писал, не помню. Спаси ее, Господи! Она имеет сильную ревность о спасении. Да исполнится над нею обетование — изреченное Господом для ищущих! И все ищущие — да обрящут искомое»(VIII, 138). Речь идет о другой племяннице Надежды Ильиничны Кугушевой ― вмиру Елизавете Трофимовне Обуховой, дочери Елизаветы Ильиничны.
В «Памятных записках» игуменииАносина монастыря Евгении (Озеровой) есть запись о событиях, происшедших пятнадцатью годами ранее, т.е. в1873г. «Того же года, по указанию преосвященного Леонида, поселилась на несколько недель девица Обухова Елисавета Трофимовна, 25 лет, писательница и, кажется, духовная дочь преосвященного. Похоже, что имеет намерение к монашеской жизни; но не знаю, где она намерена проходить ее, у нас или где в другом монастыре. Что из сего Господь устроит? Буди воля Его! Того же года 12 июля Обухова передавала нам многое. Она знает много ученых личностей, многих из духовенства, чтит глубоко память в Бозе почившего Филарета»[4].
Вскоре, 19 сентября 1873 г., архиепископ Леонид (Краснопевков) «благословил Обухову оставаться в монастыре с условием совершенного отдаления от ее родителей и родных на целый год. Он ставит высоко ее ум и дарование писательницы. Дай Бог, чтобы она утвердилась и оправдала надежды Владыки, ‑ читаем в тех же «Памятных записках» игумении Евгении. ‑ Поместили ее в нашем корпусе; кажется, имеет желание к покорению и проста в обращении, а как вместит монастырскую жизнь, Бог весть»[5].
О событиях 2 октября 1873 г. игумения Евгения записала: «Ранняя обедня в домовой церкви архиерейского дома, потом пришли опять к отцу-Владыке. Перед чаем сам читал нам дневное Евангелие и Апостол и несколько из книги Сказание о св. отцах, наставлял много Е. Обухову, всех нас благодарил за труд и усердие <...> Особенно печется Владыка об устроении Е. Обуховой, видит в ней, как мне кажется, более, чем в самом деле существует, увлекается ее талантом писательницы, воображение и слово от ума принимает за внутреннее чувство»[6]. Со временем настороженное отношение игумении стало уходить. «Е. Обухова начинает входить в чувство любви уединенной жизни. Господь благословит... будет, кажется, доброе чадо обители»[7], ‑ эта запись сделана 14 июня 1874.
«Памятные записки» игумении Евгении дают редкую возможность проследить путь духовного становления молодой послушницы Аносинамонастыря ‑ «Женской Оптиной», как его нередко называли. Елизавете Обуховой поручили обучение девочек. «Владыка премудро поступил, ничем не отличив ее от прочих: это сдержит ее самолюбие и самомнение. О, жалкое, барское, избалованное, горделивое, напыщенное воспитание! Как портит оно самую душу! Но я не без надежды; толчки неминуемые переработают и, может быть, будет настоящим человеком. Призовем в помощь Господа и возьмем терпение, им все превозмогается; мы с тобой, чадо, на себе не раз сие испытывали»[8].
18 сентября 1874 г., когда подошел к концу срок монастырского испытания Елизаветы Обуховой, приехали ее родные. О состоявшейся встрече игумения Евгения записала: «После свидания с ними, так как год испытания ее окончен, я спросила о ее намерениях и решении, чтобы доложить преосвященному. Она объявила мне и просила передать Владыке, что она к нашей обители никогда расположения не имела и никогда входить в нее не желала, но сделала это за послушание, усматривая в слове Владыки волю Божию; что ей очень трудно, но что она еще попробует и потом скажет добросовестно, может ли остаться у нас навсегда, что в мир она не возвратится ни за что, а ежели уже нельзя говорить с Владыкой, то по его отъезде из Саввина желает посоветоваться с о. духовником. Я слово в слово передала Владыке. Он был удивлен, никак не ожидал такого исхода и приказал сказать: “ЕжелиЕлисавета думает идти обратно в мир, или к Валерии перейти в Страстной монастырь или в какой московский, то должна знать, что это будет ее погибель, что дверь моя будет затворена навсегда беглянке-монашенке и ее родным, что срамно будет принимать их после всей возни с ними для устройства Елисаветы. А не угодно ли ей в Зосимову или в Бородино?ˮ»[9]
Елисавета Обухова не оставила Аносин монастырь. Ее благословили составить жизнеописание княгини Евдокии Николаевны Мещерской (в монашестве Евгении) ‑ основательницы и первой игуменииБорисо-ГлебскогоАносина монастыря. Труд был завершен 17 марта 1875 г.
Последние строчки «Памятных записок» игумении Евгении сообщают, что преосвященный Леонид (Краснопевков) разрешил «Обухову одеть в монашеское платье». Дата завершения этой тетради «Записок» ‑ 1877 г. Приняв монашеский постриг с именем Леонида, племянница Надежды Ильиничны Кугушевой со временем стала казначеейАносина монастыря.
В Кугушевской коллекции датированные письма составляют лишь третью часть. Из 500 публиковавшихся писем полную датировку имеют только 149. Шесть писем датированы частично: указаны либо год, либо число и месяц. Первые письма от преосвященного Феофана Н. И. Кугушева получила в 1874 г. Учитывая известные даты и соотнося упомянутые в них события и факты, удается с наибольшей вероятностью датировать и другие письма.
Так, во второй половине 1880-х гг. в письмах, адресованных Черничке в Берестенку, святитель Феофан не раз упоминал мать Леониду. Это было связано, во-первых, с намерением Анастасии Ивановны уйти в монастырь, а также с изучением матерью Леонидойуставов монашеских обителей. «Начинать при сестре, уже знакомой с порядками, лучше будет» (IV, 128), «Отчего не к Л<еониде>? Мать Л<еонида> прислала рукопись... и о другой какой не поминает. Между тем ей не бесполезно просмотреть устав св. Пахомия, по образцу коего и все потом уставы пошли» (IV, 129), «Посылаю матери N.<Леониде> устав св. Пахомия» (IV, 104), «Мать N. <Леониду> благослови Господи! Сколько времени держать устав св. Пахомия? Пока занадобится. А это, кажется, не скоро случится» (IV, 111), «спросить мать Л<еонида>, ‑ по какому случаю устав св. Венедикта занял внимание ее» (IV, 123), «О рукописи, я думаю, рано беспокоиться. М. Л<еонида>, получив ее, набросилась на нее и забыла про Б<ерестенки>... Мне рукопись не нужна...» (IV, 125). Когда Кугушевы переехали в Москву и Аносин монастырь оказался совсем близко, преосвященный через Черничку передавал «матушке Л<еониде> поклон» (IV, 131).
Но конец земной жизни монахини Леониды стремительно приближался. В марте 1891 г. она тяжело заболела. «О болезни м. Леониды очень жалею, ‑ написал святитель Феофан, получив от Кугушевых это печальное известие. ‑Помоги ей, Господи, оздороветь. Посылаю для нее книжку: “Начертание христианского нравоученияˮ» (2001; 283).Ко Господу мать Леонида отошла в тот же год, 11 августа. «Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Леониды! Коли она светло пожила, то и поступит в светлые обители. Да помилует и спасет ее Господь!» (2001; 285).
Изданные более века назад письма преосвященного Феофана до сих пор сохраняют сотни нераскрытых имен. Теперь два из них возвращены в нашу историческую память.
[1]Щербакова М. И. Эпистолярное наследие святителя Феофана (Говорова). Проблемы датировки // От истории текста к истории литературы. М.: ИМЛИ РАН. 2015. С. 367–394.
[2] Творения иже во святых отца нашего Феофана Затроника. Собрание писем. Вып. V.C. 132. Далее ссылки на это издание с указанием в скобках номера выпуска и страниц даются в тексте.
[3]Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Собрание писем. Из неопубликованного. М., 2001. С. 152. Далее ссылка на это издание дается в тексте с указанием в скобках года издания и страниц.
[4] Женская Оптина. Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. Изд. 2-е. М., 2005. С. 200.
[5] Там же. С. 207.
[6] Там же. С. 208‑209.
[7] Там же. С. 215.
[8] Там же. С. 216.
[9] Там же. С. 224.