Владимир Кутикин, протоиерей,
клирик храма Рождества Христова в Измайлове

 Письма святителя Феофана Затворника к К. К. Зедергольму в НИОР РГБ.

В фонде Зедергольмов в НИОР РГБ имеется два письма святителя Феофана Затворника, адресованные К.К. Зедергольму. Первое письмо по порядку расположения в единице хранения написано 26 октября 1861 года, когда святитель Феофан возглавлял Тамбовскую епархию. Второе послание, помеченное 3 декабря без указания года, оставляет открытым вопрос о времени его написания. Подпись «Арх<имандрит> Феофан» с большой вероятностью говорит о том, что оно было составлено в период ректорства святителя Феофана в Петербургской духовной академии. Святитель был переведен в Петербург из Константинополя в 1857 г., а в июне 1859 г. уже рукоположен во епископа на Тамбовскую кафедру. Однако некоторые факты, упоминаемые в приложенных к письму заметках, относятся к событиям, произошедшим не ранее 1861 г.

Адресат святителя Феофана – молодой человек лет 30-ти, окончивший Московский университет, сын немецкого пастора, принявший Православие в Оптиной пустыни в 1853 г. и связавший всю оставшуюся жизнь с данной обителью. Став духовным сыном старца Макария (Иванова), К. К. Зедергольм включился в просветительскую деятельность, которую осуществляли ученики старца. Он переводил с иностранных языков творения святых отцов, книги которых готовились к изданию в Оптиной. В марте 1858 г. К.К. Зедергольм по благословению старца Макария и рекомендации Т.И. Филиппова поступил на должность чиновника особых поручений в аппарат Святейшего Синода и на несколько лет переехал из Москвы в Петербург.

Обер-прокурором Синода был в то время граф А.П. Толстой, назначенный на эту должность в сентябре 1856 г. Время его обер-прокурорства, которое продолжалось до 1862 г., обычно называют оптинским периодом Святейшего Синода. Тогда аппарат высшего духовного ведомства России в лице обер-прокурора и большинства его помощников состоял из учеников оптинских старцев. Сам А.П. Толстой – духовный сын известного Ржевского протоиерея о. Матфея Константиновского – ежегодно бывал в Оптиной пустыни.

В Петербурге, видимо, и произошло личное знакомство К.К. Зедергольма со святителем Феофаном. Оказавшись в северной столице, он пишет старцу Макарию: «Здесь очень много добрых людей озабочены тем, что словесность современная принимает гласно направление, враждебное Церкви». И первым из своих единомышленников он называет ректора Академии о. Феофана [1]. Через некоторое время К.К. Зедергольм, получив из Оптиной недавно отпечатанные книги преподобного Орсисия, сообщает старцу, что одну из них подарит о. Феофану, «истинному монаху, любителю отеческих книг» [2].

Чиновник Синода, все силы свои желавший отдать благу Церкви, нашел близкого по духу собеседника в лице ректора Академии, доказательством чему является данная переписка. Сами письма написаны рукой святителя Феофана, и речь в них идет о публикации статей в редактируемых им изданиях. Однако всякий раз святитель находит веские причины, чтобы отложить исполнение просьбы адресата, но не это главное в содержании посланий. К письмам имеются приложения на нескольких листах каждое, написанные иным почерком, но стиль речи в них святителя Феофана. То есть письма, содержащие небольшие предисловия к текстам приложений, как бы являются сопроводительными.

К посланию от 26 октября 1861 г. приложен проект ежемесячного журнала «Апологет», который святитель Феофан предлагал издавать «попечением Синода». Идея данного проекта возникла в связи с появлением в церковной периодике статей, не соответствующих православному вероучению. Владыка сетовал: «Ну уж наши журналы – просто беда… Дух Хр<истиани>на опять отличился… Жалеет об искоренении язычества – в статье об Иулиане отступнике… Да куда там у вас смотрят?... Статьи Хр<истианского> Чтения – о мироздании – подрывают христианство в корне… –  хоть с лица Земли беги. – Заглавие прочитаешь: – Православное обозрение… Дух Хр<истианина>… скажешь… Слава Тебе Господи! А прочитавши книгу, закричишь: с нами Крестная сила! – В сих мыслях – несладких… однажды набросал я план Апологета… и тотчас хотел послать к вам, чтобы пустить в ход… не найдет ли сочувствия» [3]. Хотя в письме святитель Феофан признался, что мало надеется на осуществление данного проекта: «Сколько желательно быть такому журналу. Столько сомнительно выполнение его» [4].

Цель журнала, по словам святителя, «защищать веру святую и все соприкосновенное ей от неправомыслия». Для этого необходимо «следить за всем печатаемым в России и в периодических изданиях и в книгах, – и неправое обличать». На «крупные – коренные лжи» следовало отвечать серьезными статьями-исследованиями, а «мелочные оговорки и вздорности собирать под один обзор и оговаривать». В связи с этим журнал должен был состоять из двух отделов: «Апологетические исследования», что-то «вроде общей апологетики в применении ее к нам – ныне живущим», и «Апологетический обзор литературы» под названием «Литературный сыщик» [5].

Предложена была и редакционная коллегия журнала, представленная известными учеными-богословами Санкт-Петербургской духовной А

академии, с которыми святитель был лично знаком в период своего ректорства. Выражалась надежда, что принять участие в издании журнала пожелают и наставники духовных школ из других епархий. Сотрудники редакции, по замыслу святителя Феофана, «разделяют между собою нашу Литературу – и читают. Неправости большие и малые – замечают. По прочтении сходятся и решают – против чего писать исследования, – и что отдать сыщику в общий обзор. … Так каждый месяц». Средства на свое издание журнал должен был получать от подписки, к которой Синод своим повелением мог бы обязать каждое благочиние, что, по мнению святителя, сделало бы журнал дешевым и общедоступным[6].

Сам К.К. Зедергольм еще ранее в письмах к старцу Макарию Оптинскому выражал собственное желание написать апологетическую статью в защиту Православия [7]. Проект журнала «Апологет» был вполне осуществим при условии патронажа со стороны обер-прокурора Синода графа А.П. Толстого и при деятельном участии его помощников – «оптинцев», единомышленников святителя Феофана. Но положение самого графа А.П. Толстого в Синоде было весьма шатким, его курс на сближение Русской Церкви с Греческой не находил поддержки ни у членов Синода, ни в обществе. Об этом К.К. Зедергольм также с сожалением сообщал старцу. В 1862 г. А.П. Толстой оставил пост обер-прокурора, а адресат святителя, ученик старца Макария, ушел в Оптинский скит и принял монашеский постриг.

Что касается второго письма от 3 декабря без указания года, то к нему приложены заметки святителя Феофана по церковным вопросам: без заголовка, где небольшими абзацами излагаются мысли святителя. Как чиновник особых поручений, К.К. Зедергольм был обязан составлять аналитические записи по вопросам, которые выносились на заседание Синода или докладывались императору. Среди серьезных проблем, которые во второй половине 50-х – начале 60-х годов волновали общественность и были темой обсуждения в Синоде, можно назвать так называемый «восточный вопрос». Он заключался в стремлении России усилить свое влияние на Востоке, в том числе и через расширение присутствия нашей Церкви в Константинополе и Палестине. Синоду необходимо было выстраивать взаимоотношения с Константинопольским патриархатом и другими восточными патриархами. Не менее злободневным был «болгарский вопрос». Он возник на волне национального подъема и стремления болгар к церковной автокефалии вплоть до выхода Болгарской Церкви из юрисдикции Константинополя. Позиция России на тот момент еще не была окончательно определена, а от нее собственно и зависело улучшение отношений с Восточными Церквами. Все эти проблемы волновали и святителя Феофана, который с 1847 по 1853 год находился в составе Русской Духовной миссии в Палестине, а в 1856–1857 годах был настоятелем посольской церкви в Константинополе и наблюдал непосредственно развитие обсуждаемых событий. Еще 9 марта 1857 года он направил из Константинополя обширное послание святителю Иннокентию Херсонскому, где обстоятельно изложил положение дел на Востоке[8].

Летом 1858 года обер-прокурор Синода граф А.П. Толстой поручил своему чиновнику К.К. Зедергольму составить «Записку о важности живого единения с Греческою Церковью». Выполняя эту работу, К.К. Зедергольм постоянно советовался со старцем Макарием (Ивановым), даже посылал в скит выписки из синодальных бумаг. Переписка старца Макария и К.К. Зедеогольма в период с августа по ноябрь 1858 года была почти полностью посвящена данному вопросу. Оптинские старцы Макарий и Амвросий были однозначно за установление добрых отношений с Константинопольским патриархатом и за решение болгарского вопроса на основании канонических правил, там разделяли позицию обер-прокурора графа А.П. Толстого. Однако общественное мнение в России было настроено против греков. Сам государь император Александр II на записке обер-прокурора начертал резолюцию, в которой указал, что «раздражив болгар прежним равнодушием, мы иначе не можем примирить их, как поддерживая их народность» [9].

Несомненно, что К. К. Зедергольм обращался и к святителю Феофану по поводу восточных дел и, возможно, знакомил его с письмами о. Макария или пересказывал ему точку зрения старца. Обстановка на Востоке между тем накалялась, ни одна из сторон не желала уступить другой. В 1860 г. в Болгарской церкви в Константинополе перестали поминать имя патриарха. В ответ в феврале 1861 года собором патриархии были низложены три про-болгарски настроенных архиерея, в числе которых был епископ Макариопольский Иларион [10]. Это событие святитель Феофан упомянул в заметках и изложил свое видение проблемы и ее решения, указал, что предпринять Синоду в сложившейся ситуации. Он был сторонником предоставления автокефалии Болгарской Церкви, но при посредничестве России во избежание серьезного конфликта. Он отмечал: «Надо теперь же стать посредниками между Болгарами и Великою Церковию <…> именно: убедить Патриарха дать Болгарам независимую или полузависимую иерархию. Это единственный благоприятный исход. Но Греки сами сего не сделают без посредства – это по духу восточному вообще… надо нам взяться за дело. Другие если и станут действовать, то совсем не в видах мира церковного [11]. – Болгар воротить назад уже нет возможности. Великая Церковь должна склониться удовлетворить желанию целого народа, как делала она и для Греков – Королевства Греческого. Если мы оставим дело течению обстоятельств, будет гибель целого народа»[12].

Когда в конце 1850-х годов болгарский конфликт еще не достиг своего апогея, Оптинские старцы считали, что православным арабам и болгарам в условиях сильного инославного влияния полезнее находиться в единстве с Греческой Церковью [13]. В свою очередь святитель Феофан допускал возможность их церковной самостоятельности. Приведя пример верности арабов и болгар Православию, несмотря на жесткий прозелитизм католиков и протестантов в Балканских странах и на Востоке, он отмечал, что «такие народы нельзя назвать не ознаменовавшими себя твердостью религиозного характера. Они достойны сострадания, уважения и содействия» [14].

По поводу отношений между Греческой и Русской Церквами святитель Феофан  в заметках писал: «Относительно Греков так можно порешить: есть много хороших людей между ними, но есть и недобрые; есть много хороших людей и у русских, но есть и недобрые. Будет средина. Тем и покончим сие дело. – И в виду не имелось унижать окончательно Греков. Несколько слов вызваны были унижением Русских, – чему не подобает быть. <…> Мир со всеми Восточными братьями надо иметь и блюсти всеусильно» [15]. Известны были случаи недоверия и подозрительности между греческим и русским духовенством в Константинополе, Палестине и на Афоне. Оптинские старцы советовали быть выше данных проявлений и для урегулирования отношений между Церквами предлагали выяснить причины недовольства Восточных патриархов российским Синодом. Разрешением этого вопроса отчасти занималось посольство из чиновников Синода – П.И. Соломона и К.К. Зедергольма – во время их восточной командировки в 1860 году [16]. При этом святитель Феофан отмечает, что «благо Церкви не должно предавать в жертву малой горстке лиц, незаконно изъявляющих притязание на исключительное господствование. И когда сие оказывается, надо противодействовать, хотя тоже в духе кротости и мира, правды и доброхотства всем» [17]. По всей вероятности, имеется в виду стремление турок ослабить власть Константинопольского патриарха либо через «геронтов», иногда составлявших ему оппозицию, либо через учрежденный турками церковный совет, большинство членов которого составляли светские лица. Разделяя в целом позицию Оптинских старцев, святитель Феофан в письме от 21 октября 1861 года как особо важное отметил: «Восток и мы – одно» [18].

К.К. Зедергольма также волновала проблема налаживания литературных и духовных связей между Россией и Грецией в противовес западному влиянию. На эту тему учеником старца Макария была составлена записка под названием «О греческом обществе». В ней говорилось, что в Греции «светская литература, даже журналистка, носит печать православия, а литература духовная проникнута жизненным народным духом…»[19]. Святитель Феофан в заметках высказывал свое видение данной проблемы. По его мнению: «Между сочинениями греков ученых мало ныне оригинального. Все берется с Запада. <…> Так чем у Греков брать, лучше прямо из источников. Но то истинно, что знакомство  с их литературою надо учредить и поддерживать» [20].

Тема противодействия антицерковным проявлениям в русской литературе, поднятая в первом письме, нашла продолжение в указанных заметках. Святитель Феофан отмечал: «Всякий видит, что у нас пошло разномыслие и кривомыслие. У светских во всей широте; у духовных отчасти. – Но что же теперь сложивши руки сидеть и ждать, пока все разорится. – Теперь еще дитя шалит, а через несколько детище начнет бурлить. Спохватимся, да поздно будет. Надо действовать». К.К. Зедергольм в статье «О Православном собеседнике» также констатировал факты, когда авторы церковного журнала часто уступали духу времени. Их статьи, «по направлению своему никак не благоприятствующих православной Церкви» [21], перепечатывались в светских изданиях.

Святитель Феофан видел решение проблемы в мерах административного характера. «Да будто у нас власти нет», – вопрошал он. – «Предписать Цензорам, чтобы строже пересматривали статьи и не пропускали нелепостей. – Можно также просить Государя Императора, который верно не знает о худой вере нашей Литературы – повелит Министру Просвещения чтоб сделал распоряжение об охране Св<ятой> Веры от литературной злобы» [22]. О вольномыслии в церковной периодике святитель замечал: «Не думаю, чтоб увлеченья наших духовных были глубоки. Что высказано, то навеяно духом времени. Прикрикнуть только стоит, и тотчас отрезвятся» [23].

Данные меры по искоренению антицерковных проявлений в литературе противоположны тем, что были предложены в предыдущем письме. В нем одним из средств к преодолению разномыслия в православном вероучении   предлагался богословский журнал апологетического содержания. Во втором письме речь уже идет о противодействии проникновению в общественную и церковную среду новых политических учений, и в данном случае святитель оправданно строг.  

В завершение стоит сказать, что рассмотренные заметки по церковным делам, адресованные К.К. Зедергольму, по всей вероятности, не были единственными. В них есть упоминание о неких «прежних заметках», которые святитель, вероятно, отправлял своему адресату ранее, будучи в сане архимандрита. Если письмо от 3 декабря можно отнести к этим «прежним заметкам», то подпись «Арх. Феофан» становится объяснимой. Но это – предположение. Так или иначе, сами письма святителя Феофана к духовному сыну старца Макария (Иванова), который затем стал насельником Оптинского скита, показывают нам, сколь многообразна была связь святителя Феофана с известной обителью.