Чудинов Дмитрий Александрович,
главный архивист Научно-исследовательского отдела рукописей
Российской государственной библиотеки,
эксперт Научно-редакционного совета по подготовке
Полного собрания творений святителя
Феофана, Затворника Вышенского

Неизвестная духовная дочь Феофана Затворника:

из переписки В.А. Иордан и Саввы (Тихомирова)

В конце 2013 года в фондах НИОР РГБ в рамках работы над проектом издания Полного собрания творений святителя Феофана Затворника были обнаружены письма супруги талантливого русского художника и гравера, академика и ректора Императорской академии художеств по живописи и ваянию Федора Ивановича Иордана (1800–1883) – Варвары Александровны Иордан (урожденной Пущиной), адресованные другому видному деятелю Русской Православной Церкви – известному церковному археологу, архиепископу Тверскому и Кашинскому Савве (Тихомирову) (1819–1896). Они частично публиковались еще до революции 1917 года в «Богословском вестнике» – духовном журнале, который издавала Московская духовная академия (МДА), в качестве цитат в «Хронике моей жизни» преосвященного Саввы. Однако некоторое их число не было пропущено в печать цензурой, поскольку Варвара Александровна весьма смело рассуждала о делах духовных и светских, о политике, о церковных иерархах, о министрах и даже об императорской семье, щедро делясь с корреспондентом своими мыслями и соображениями по тому или иному вопросу. Без всякого сомнения, данные письма представляют колоссальный интерес как для профессиональных исследователей, так и для обычных читателей – настолько любопытные сведения и суждения в них высказаны. Но наше внимание они привлекли по несколько иному поводу.

Дело в том, что Варвара Александровна Иордан, как стало известно из их содержания, являлась одним из духовных чад святителя Феофана (Говорова), наряду с семействами Бурачков, Первухиных, Бутеневых и князей Кугушевых, княгиней П.С. Лукомской и Е.А. Арнольди.

Всего в архиве преосвященного Саввы (Тихомирова) хранится 95 писем Варвары Иордан, адресованных ему. Святитель Феофан упоминается в 25 из них, и эти упоминания очень ценны для составления полной картины жизни великого подвижника. Остановимся на них.

Самое раннее письмо Варвары Александровны к преосвященному Савве, из выявленных на сегодняшний день, датируется 8 июня 1884 г. В постскриптуме к нему мы встречаем первое упоминание о святителе Феофане: «…P.S. Я ходила к Пр. Палладию, чтобы спросить у него про Владыку Феофана, но он не виделся с ним уже два года» [1]. Пр. Палладий – это Палладий II (Ганкевич) (1823–1893), епископ Тамбовский и Шацкий, впоследствии архиепископ Волынский и Житомирский. Известно, что во время пребывания в затворе преосвященный Феофан неоднократно отказывал многим желающим встретиться с ним, в том числе замечательному русскому проповеднику и духовному писателю отцу Иоанну Кронштадтскому (1829–1908), чем вызвал сильное негодование его приверженцев, а также Великим Князьям Сергею (1857–1905) и Павлу (1860–1919) Александровичам, о чем еще будет сказано ниже. Преосвященный Палладий несколько раз виделся с вышенским затворником, о чем он писал в письмах к архиепископу Могилевскому Евсевию (Орлинскому) (1805–1883), например, от 22 декабря 1878 г.: «… 29 и 30 августа я был в Вышинской пустыни и три раза виделся с Преосвященным Феофаном»[2]. Судя по всему, преосвященный Палладий виделся со святителем Феофаном и в начале 1880-х гг., когда святитель ездил в Тамбов и Москву консультироваться с окулистами по поводу возникших проблем со зрением.

Упоминание преосвященного Феофана в следующем письме госпожи Иордан, от 28 октября 1884 г., более пространно: «… Я уехала ведь от Вас, Владыко Святый, весьма недовольная собою, потому что я наболтала много лишнего. Пр. Феофан советует мне отсекать мало-помалу все лишние знакомства и в обществе людей единомысленных быть более слушающей, чем говорить. Я стараюсь по мере возможности исполнять это, но ведь я сама не знаю, почему я так увлеклась и стала говорить о том, что меня не касается, то есть о Пр. Ионафане и о Мраморном дворце и так далее»[3].

Упоминающийся здесь «Пр. Ионафан» – это Ионафан (Руднев) (1816–1906), с 1883 г. – архиепископ Ярославский и Ростовский, основавший в Ярославле противораскольническое братство Димитрия Ростовского и епархиальное женское училище, пользовавшийся заслуженным признанием и любовью своей паствы. Его имя часто встречается на страницах писем Варвары Александровны. Что же до Мраморного дворца, то здесь имеется в виду Мраморный дворец Санкт-Петербурга, в описываемое время принадлежавший Великому Князю, второму сыну Николая I Константину Николаевичу (1827–1892), его сыну – Константину Константиновичу, известному как К.Р. (1858–1915), и внуку – Иоанну Константиновичу (1886–1918). По всей вероятности, святитель Феофан неспроста советует своей духовной дочери отсекать ненужные знакомства и поменьше говорить, поскольку Варвара Александровна, видимо, немало страдала из-за своего пристрастия к великосветским сплетням.

Следующее письмо было написано 28 апреля 1885 г. Госпожа Иордан пишет: «… Я очень озабочена вопросом, кто будет назначен в Тамбов, потому что Пр. Феофан более или менее в зависимости от епархиального архиерея. По всей вероятности, Вы в принципе порешили это дело» [4]. Преосвященный Феофан, вне всякого сомнения, зависел от того, кто занимал архиерейскую кафедру в Тамбове, поскольку Вышенская обитель тогда находилась на территории Тамбовской епархии (сейчас – Рязанской). В описываемый период (весна 1885 г.) епископ Тамбовский и Шацкий Палладий II (Ганкевич) (1823–1893), – тот самый, с которым несколько раз встречался вышенский затворник, занимавший кафедру с 1876 по 4 мая 1885 г., был назначен архиепископом Волынским и Житомирским. В Тамбов же 11 мая перешел преосвященный Виталий (Иосифов) (1831–1892). Фраза «По всей вероятности, Вы в принципе порешили это дело» объясняется просто: с 1883 г. преосвященный Савва присутствовал в Святейшем Синоде, где и решались вопросы назначения епархиальных архиереев.

В письме от 10 апреля 1886 г. читаем: «… Полагаю, что митрополит Платон останавливался у Вас в Твери. Я простилась с ним в день его отъезда после Литургии, которую он служил сам. Простилась с ним с умилением, потому что навряд ли я увижу его когда-нибудь. Он приезжает в Петербург около декабря месяца, а я предполагаю, если Господь благословит, в сентябре месяце совсем уехать из Петербурга. Не знаю еще, где поселюсь; я ищу уединения и хочу, по заповеди Пр. Феофана, жить так, чтобы знать только церковь и квартиру, квартиру и церковь. В монашество не имею расположения поступить»[5]. Упоминаемый здесь митрополит Платон – по всей видимости, Платон (Городецкий) (1803–1891), митрополит Киевский и Галицкий (с 1882 г.).

Письмо от 25 апреля 1886 г.: «… Очень, очень рада, Владыко Святый, что Ваше драгоценное зрение обеспечено, а вот у Пр. Феофана и последний его глаз делается плох. Так мне говорили, а насколько это справедливо, не знаю, потому что мне он никогда не пишет о здоровье своем. В последнем письме от 3го апреля он говорит, что Москва святей и тише Петербурга. С этим, я думаю, Вы согласны, Владыко Святый. Затем он так хорошо говорит о молитве, что она «проба всего, и двигатель и направитель, что она – барометр жизни духовной. Что коль скоро молитва исправна, все исправно, что она не допустит быть чему-либо неисправным, только бы не было нерадения и лености» [6]. Действительно, под конец жизни преосвященный Феофан очень страдал от тяжелой катаракты на правом глазу, которая мешала его ученым занятиям. Для консультаций с врачами святителю пришлось вынужденно нарушить затвор, однако назначенное лечение не помогло, и к 1888 г. правый глаз святителя окончательно перестал видеть.

Проблема святителя со зрением отражена и в более позднем письме, от 29 октября 1887 г., из Ораниенбаума: «… Пр. Ионафан недавно писал мне; он здоров, новый губернатор Фриде очень деятелен. И от Пр. Феофана имела недавно письмо. В общем, он, слава Богу, здоров, левый глаз окончательно пропал, теперь он заботится сохранить правый, пьет воду Вревского и надеется, что она остановит ухудшение глаза» [7]. Упоминающийся здесь генерал-майор Фриде Алексей Яковлевич (1838–1896) занимал пост ярославского губернатора с 1887 по 1896 гг. Что до «воды Вревского», то известно, что в описываемое время столичная публика увлекалась предлагаемым Николаем Ипполитовичем Вревским (1852 – не ранее 1915) лечением с помощью “невской воды”. В опубликованной им книге[8] описывались чудесные свойства раствора, способного исцелять от различных заболеваний, ускорять рост растений и даже оживлять мертвых животных. Однако святителю Феофану это «чудесное» снадобье не принесло облегчения, о чем он писал 23 ноября 1886 г. («А глаз что? Пока еще работает. Но есть знак, что придется и его лишиться. Готовлюсь к этому. А может быть и доктор какой явится. Известили меня, что в С.-Петербурге открылся некий доктор-чудотворец – водою лечит всякого рода боли. Дает воду в бутылках, и все тут, и многих уже вылечил. В числе вылеченных, есть и страдавший бельмом. А моя катаракта и есть бельмо, только внутреннее. Спрашиваю у одного знакомого питерца о сем докторе. Это некто барон Вревский – Николай Ипполитович» [9]) и 16 августа 1889 г. («…Вода Барона Вревского первого нумера не помогла, и второго – не помогла. Шлет третий нумер. И уверяет, что он добьется до того, что прогонит катаракт. Дай-то Господи!» [10]).

В нескольких последующих письмах мы обнаруживаем, что у Варвары Александровны снова появляется желание сменить место жительства, покинув Петербург. Не последнюю роль в этом сыграло и влияние святителя Феофана. Вот письмо от 28 мая 1886 г., из Кашина: «… Но осенью, если Богу угодно, я совсем уеду отсюда и первую зиму хочу провести в Москве, о которой Пр. Феофан выражается так в письме своем ко мне: Москва святее и тише Петербурга. А для меня она представляет то великое удобство, что я не имею там ни одного человека знакомого, а в Киеве, напротив, много, поэтому я и предпочитаю Москву» [11]; о том же говорится и в письмах от 13 июня 1887 г., из Петербурга: («… Пр. Феофан положительно не благословляет меня уезжать из Петербурга по крайней мере теперь, а так как мне необходимо заняться наконец биографией моего мужа, то я и хочу переменить квартал. Вас. Остр. <Васильевский остров – Прим. авт.> более мне родина, чем Тамбов, где я родилась, что дом, то знакомые, с делом и без дела заходят человек по 10-ть в день»[12]) и от 9 декабря 1887 г. («… Кроме того, здесь я продолжаю убаюкивать себя надеждой, что с окраины города мне будет легче уезжать из Петербурга, потому что я продолжаю рваться отсюда. Мой Владыка (Пр. Феофан) все еще не дает мне разрешения; он, несмотря на слабость зрения, продолжает мне писать и с каждым разом все больше и больше меня пробирает, – особенно в последнем письме от 30го ноября»[13]).

В письме от 11 июля 1887 г. из Оптиной пустыни упоминается еще одна духовная дочь святителя Феофана – Варвара Васильевна Швидковская, с которой Варвара Иордан была хорошо знакома: «… В конце этой недели мы расстанемся: Саломоны поедут в деревню Рязанской губ., а я, если Господь благословит, направляюсь в Задонск для свидания с Варварой Васильевной. В последнем письме своем, от 6го июня, Пр. Феофан пишет мне: “В.В. все болеет, но она богата верою и упованием”. О себе говорит, что старческие недуги все прибавляются и что глаз (последний) не обнадеживает выздоровлением» [14].

Упомянутые Саломоны – это Петр Иванович Саломон (1819–1905), действительный тайный советник, член Государственного Совета Российской Империи, и его супруга – Поликсена Васильевна Саломон (урожденная Головнина, 1824–1909). Семья Саломонов была среди духовных чад преподобного Амвросия Оптинского, а Поликсена Васильевна еще и состояла в переписке с вышеупомянутой княгиней Пелагией Сергеевной Лукомской, духовной дочерью святителя Феофана.

Судя по содержанию последующих писем, желание Варвары Александровны во что бы то ни стало покинуть Петербург, пусть даже и без одобрения своего духовного наставника, все-таки сбылось. Теперь госпожа Иордан перебирается на жительство для духовного окормления в одну из наиболее известных обителей, прославившихся благодаря деятельности еще одного великого святителя Земли Русской – преосвященного Игнатия (Брянчанинова) – Троице-Сергиевскую пустынь, откуда и продолжает переписку с преосвященным Саввой. В нескольких письмах Варвары Александровны оттуда упоминается и святитель Феофан – например, в письмах от 29 ноября 1888 г.: «… Пр. Феофан мне часто пишет сюда; спаси его Господь!» [15]; от 10 декабря 1888 г.: «… Пр. Феофан писал мне однажды, что клевета – целительная грязь, но, признаюсь, нелегко омываться ею!» [16]; от 5 января 1889 г.: «… А какое драгоценное письмо я получила в Праздники от Пр. Феофана, не заслуживаю я, грешная, такого письма» [17].

В нескольких письмах 1890 г. госпожа Иордан пишет, что святитель начинает жаловаться своей корреспондентке на здоровье, чего за ним, по ее же собственным словам, ранее не наблюдалось. Это письма от 21 ноября 1890 г.: («… Пр. Феофан в последнем письме своем от 18 октября писал мне, что стал очень слабеть и больше лежит» [18]) и от 27 января 1891 г.: («… Пр. Феофан серьезно болел в конце прошлого года, теперь несколько поправился, пишет между прочим… – Сделаю выписку отдельно» [19]). Следует отметить, что эта выписка хранится в том же архивном фонде, но как отдельная единица хранения. Вот она: «Из письма Пр. Феофана от 13 января 91 года. «Больше хожу, когда читаю, только сидя пишу… что бывает не больше двух-трех часов в день. Усиленные занятия… Прошло для них уже время. А, когда они были, тогда не чувствовалось утомления. Лучше всего все производить от того, что время силы прошло; настала старость, которая очень податлива на недомогания»[20].

В письме Варвары Александровны от 12 сентября 1891 г. впервые затрагивается духовное творчество святителя Феофана: «… С Пр. Феофаном у меня этот год очень оживленная переписка по поводу его последней книжки «Душа и ангел – не тело, а дух». Это давний спор о телесности естества ангелов и душ. Наши сергиевцы, конечно, за Пр. Игнатия» [21]. Здесь речь идет о важном эпизоде в истории русского православного догматического богословия – полемике Феофана Затворника с Игнатием (Брянчаниновым) о природе ангелов и души человека. История этой дискуссии такова. Святитель Игнатий в своей книге «Слово о смерти», вышедшей в 1862 г., утверждал, что ангелы и душа обладают определенной «тонкой эфирной телесностью». Святитель же Феофан считал излишним стремление проникнуть в природу устройства ангелов и души, отрицая зависимость ангелов от пространства и времени и не признавая «тонкую вещественность» как ангелов, так и души. Свои убеждения он выразил в произведении под названием «Душа и ангел – не тело, а дух», вышедшем уже после смерти святителя Игнатия, после которой, кстати говоря, дискуссия не окончилась, и защитниками идей преосвященного Игнатия стали насельники Троице-Сергиевой пустыни – те самые «сергиевцы», о которых пишет В.А. Иордан.

Письмо от 19 октября 1891 г., из той же Сергиевской пустыни: «… Вот и О. Амвросий скончался; мне писала П.В. Саломон, что его уходили скорби. Вероятно, ему были неприятности за то, что он переехал из Оптиной Пустыни в Шамордино, где он и скончался. В его отсутствие совсем не было богомольцев в Оптиной; теперь действительно не осталось более старцев на Руси. Ведь Пр. Феофан никого не принимает, даже отказал летом одному из В. Князей. Он также болен инфлюэнцой и писал мне, что «от сей сударыни трудно отделаться». Посылая мне книги, написал собственноручно на холсте «по Балтийской чугунке». Вот ему уже 76 лет, дай Господи, чтобы он пожил еще!» Ниже, на том же листе: «…Пр. Феофан пишет: юбилей! А не праздновал. Надо праздновать тому, кто наделал много добра. А мне плакать надо – горько и прегорько»[22]. Упоминаемый о. Амвросий – это преподобный Амвросий Оптинский (в миру Александр Михайлович Гренков, 1812–1891), знаменитый старец Оптиной пустыни, прославленный в лике святых.

14 декабря 1893 г. Варвара Александровна пишет уже из Ораниенбаума: «… Великое для меня утешение – переписка с Пр. Феофаном. Владыко так милостив, что часто мне пишет. В ноябре я получила от него три письма»[23].

Однако дни святителя уже близились к концу. Из обнаруженных писем это последнее, написанное Варварой Александровной при жизни преосвященного Феофана.

Следующее письмо, из Ораниенбаума, датировано 20 марта 1894 г. Святитель Феофан к тому времени уже скончался – 6 января 1894 г., на праздник Богоявления, и скорбь Варвары Александровны поистине безгранична: «… Ублажаю Вас, Владыко Святый, что Вы так мудро распорядились со своим сокровищем. Всей душой скорблю, что Преосвященный Феофан не сделал этого. Библиотеку, как все оставшееся после него имущество, наследует племянник его, мирской человек, который, пожалуй, распродаст книги по частным букинистам или в рынки.

Кончина Владыки была для меня тяжелым и неожиданным ударом. Он писал мне за неделю, 29 декабря, четким почерком, интересуясь всем, даже шутил; так, например, говоря о том, что Пр. Павел проезжал Моршанск, направляясь из Астрахани в Пензу, он прибавил: «Всё перемещения; верно, боятся, как бы не заснули наши!»...

Последнее время он жаловался на бессонницу, но в остальном чувствовал себя хорошо, и архимандрит Аркадий (настоятель Вышенской пустыни) писал мне, что он ходил 1го генваря поздравлять его с Новым Годом и оставил его совершенно здоровым.

Жаль, что Пр. Феофан не успел прислать мне, как обещал, портрет масляными красками Пр. Иннокентия Пензенского, который принадлежал некогда графине Орловой.

Отцу Аркадию хочется составить жизнеописание покойного Владыки, потому что многое из того, что было написано, неточно… Забыла сказать, что, к удивлению О. Аркадия, Пр. Феофан не уничтожал получаемые им письма. Он, конечно, не мог разобраться в этой массе, но какие успел вытащил мои и прислал. Были старые от 79-го года. На всех помечено карандашом «Отвечено». И для чего берег их Преосвященный, понять не могу… А ведь на Пр. Феофана до сих пор негодуют почитатели О. Иоанна за то, что он не принял его в октябре месяце. Но как он мог сделать исключение для О. Иоанна, когда он не принимал епархиального архиерея, не принял и В. князей Сергея и Павла Александровичей. Пр. Иероним просил разрешения совершить отпевание Арх. Аркадию, но ему отвечали, чтобы он непременно поехал сам, он так и сделал»[24].

Следует отметить, что святитель Феофан обладал одной из самых крупных частных библиотек того времени, более чем наполовину состоявшей из иностранных книг; в ней были книги по истории и философии, фармакологии, медицине (в основном – по гомеопатии, анатомии, гигиене) и научно-естественным дисциплинам, произведения русских и зарубежных писателей – Пушкина, Грибоедова, Шекспира... Когда святителя не стало, единственным его наследником стал племянник, Алексей Гаврилович Говоров (ок. 1847–1896), надворный советник, судебный пристав Московского окружного суда. Однако вскоре он тоже скончался. Оставшиеся к тому времени полными сиротами четверо его маленьких детей нуждались в деньгах, и их опекуны вынуждены были продать библиотеку святителя Феофана московскому купцу Лосеву, который в свою очередь принес ее в дар московской Никольской церкви в Толмачах. В лихую годину революции следы библиотеки оказались утрачены, и поиски ее ведутся до сих пор…

Упомянутый архимандрит Аркадий – это Аркадий (Честонов), настоятель Вышенской пустыни с 1862 по 1907 гг., один из немногих, кто имел возможность непосредственно общаться с преосвященным затворником. Преподобный Иероним, отпевавший умершего святителя – это Иероним (в миру Илья Тихонович Экземплярский, 1836–1905), будущий архиепископ Варшавский и Привислинский, а в указанное время – епископ Тамбовский и Шацкий. Он фигурирует и в следующем письме, от 26 апреля 1894 г.: «…Вы упомянули, Высокопреосвященнейший Владыко, о Преосвященном Тамбовском. В Петербурге объясняли его нежелание приехать на отпевание тем, что Пр. Феофан не принимал его. Но ведь последние годы он никого не принимал, даже Великих Князей. Посылаю Вам выписку из его письма. Показать ее нельзя никому, а то сейчас отпечатают» [25]. Вот эта выписка: «Выдержка из последнего письма Пр. Феофана, от 15 дек. 1893 г. «Недавно из Казанской Академии студент – из крестьянского рода Саратовского Балашовского уезда, писал мне, что, положив заняться духовною жизнью, стал читать то и другое… Все будто не клеится… но напал на мои книжки и прицепился к ним. В первую неделю настоящего поста (Рождественского) говел… С четверга на пятницу молился долго… и к обычным молитвам приложил канон покаянный Св. Андрея Критского. Когда дошел до стиха «Авелевы жертвы не принесох Авель», свет умный озарил душу его, и он увидел все свои нечистоты… пошли слезы, воздыхания, себя осуждение и укорение. При этом все тяготевшее сбрасывалось одно за другим, и в итоге породилось решение все омыть искренним покаянием и исповедью и потом встать ногою на добром пути – вступить в монашество, чтобы трудами покаяния возвратить первую детскую чистоту и ее принесть как Авелеву жертву. – Утром отправился в М-рь, все рассказал духовному отцу… получил разрешение, причастился Святых Таин и только ждет, когда привесть в исполнение обет свой. Он на выходе из Академии, проживает IV курс и готовит кандидатское сочинение, предмет которого совпадает с его настоящим настроением… Слава Богу, благодать Божия не оставляет нас, когда находит в нас готовую подготовку. Интересна эта новость?! Думаю, что Вы кивнете головой в знак утвердительного ответа»[26]. Интересно, отпечатали ли где-нибудь за столько лет эту выписку?..

В следующем письме, от 22 июня 1894 г. из Петербурга, Варвара Александровна поздравляет преосвященного Савву с присвоением ему ученой степени доктора богословия: «… Здесь узнала о возведении Вашего Высокопреосвященства в степень доктора Богословия, чему от души порадовалась, вспомнив, что Пр. Феофан, хотя и был отрешен от всего земного и преходящего, а этому диплому очень был рад»[27].

Напомним, что степень доктора богословия была присвоена святителю Феофану в 1890 г. Ученым Советом Санкт-Петербургской духовной академии, в которой он много лет был преподавателем, а затем ректором и главным редактором академического журнала «Христианское чтение». Со столичной академией были тесно связаны жизнь, служение и ученые труды преосвященного Феофана, там были заложены основы его духовного творчества, поэтому святитель действительно ценил присвоенное ему академией почетное звание.

В двух последних по времени из найденных писем Варвара Александровна продолжает переживать по поводу утраты своего духовного пастыря (письма от 20 сентября (год не указан) («… Не могу до сих пор привыкнуть к мысли, что Пр. Феофана более нет, он как будто все унес с собою…» [28]) и от 29 декабря 1894 г. («… Вот и конец года, вот близится и роковая годовщина – кончина Преосвященного Феофана и с нею мое сиротство. До сих пор не верится мне, что его нет более. Некоторые из его писем, в числе 45, я послала в «Душеполезное чтение», это был его любимый журнал» [29]), а также от 14 апреля 1895 г., из Ораниенбаума: «… Исполнилось 15 месяцев, как скончался Пр. Феофан. Я всякую субботу служу по нем панихиды и не могу без слез вспоминать о нем…» [30]).

Хочется отметить, что до сего времени письма преосвященного Феофана к Варваре Иордан, отправленные в редакцию «Душеполезного чтения» (ежемесячный православный журнал, издававшийся в Москве в 1860–1917 гг.), до сих пор не идентифицированы. По сложившейся практике того времени публикуемая переписка размещалась по возможности без указания имен, часто с заменой их вымышленными инициалами. Это делалось для того, чтобы дать возможность авторам писем, многие из которых на момент публикации были вполне живы и здоровы, сохранить в тайне содержащиеся в переписке подробности своей жизни, часто сокровенного свойства. Так что эта работа еще ждет своего исследователя.

Следует также обратить внимание, что в этом же архивном фонде хранятся два ответных письма (к сожалению, по какой-то причине всего два!), отправленных преосвященным Саввой Варваре Иордан, в которых упоминается Феофан Затворник. Оба они написаны уже после кончины святителя. Из первого, от 6 апреля 1894 г., отправленного в Ораниенбаум, мы можем узнать о характере знакомства преосвященного Саввы со святителем Феофаном: «… Вечная память блаженному затворнику. С Преосвященным Феофаном я мало был знаком. Однажды только виделся я с ним, когда он проезжал чрез Москву на Тамбовскую епархию. Когда он был на Владимирской кафедре, я имел надобность писать ему раза два-три. Очень странно, что преосвященный Тамбовский (Иероним) не хотел совершить чин отпевания над усопшим достойным иерархом. Жаль, что покойный Владыка заблаговременно не распорядился своими книжными и письменными сокровищами. Вероятно, они бесследно исчезнут в руках наследника-мирянина» [31]. Во втором письме, от 7 января 1895 г., интересующие нас сведения совсем кратки: «… Понимаю Вашу скорбь о кончине Преосв. Феофана. В нем Вы лишились истинно доброго и многоопытного руководителя в жизни духовной. Вы добре поступили, передав письма его к Вам в редакцию «Душеполезного Чтения» [32]. Удивление вызывает тот факт, что архиепископ Савва, относившийся к Вышенскому затворнику с большим уважением (о чем свидетельствуют его письма к родственникам, а также количество трудов святителя в его личной библиотеке), в найденной переписке с духовной дочерью святителя упоминает о епископе Феофане всего дважды, и притом довольно суховато. На это, видимо, у него были основания, которых мы пока не знаем.

В данной работе мы рассмотрели только те письма Варвары Иордан, в которых упоминается святитель Феофан Затворник. Они помогут в проводимой Издательским Советом Русской Православной Церкви работе по подготовке издания Полного собрания творений святителя Феофана и предоставляют возможность вернуть имя духовной дочери преосвященного Феофана из забвения.

По данным сайта theophanica.ru