Майданюк Игорь,
студент 3-го курса
Одесской духовной семинарии

Преподобный Паисий Величковский и «Паисиевское возрождение» в лице Феофана, Затворника Вышенского

На протяжении всего исторического бытия Святой Церкви Господь Своим неизреченным Промыслом в каждом хронологическом периоде воздвигал на высокой свещнице церковной удивительных светильников Духа, Которые становились не просто знаковыми фигурами своего времени, но и собственным подвигом во многом предопределяли дальнейший ход исторического развития. Такие светильники не возжигались сами по себе, но всегда воспринимали начало своего существования от других прославленных подвижников и столпов Церкви, таким образом обеспечивая преемство благодатной аскетической традиции и верность не только писаниям, но и духу жизни святых Отцов и учителей Православной Церкви.

Как одна свеча возжигается от другой свечи, так и пламя молитвенного подвига вместе с опытом аскетической жизни передается от одного подвижника к другому. Эта передача, иногда прямая, иногда косвенная, свидетельствует о единстве того духа, который жил в подвижниках и в котором жили они. История знает множество примеров воплощения этой духовной связи, но мы остановимся лишь на одном из них, который, как нам кажется, является весьма значимым. Мы будем говорить о двух святых церкви: Паисии Нямецком и святителе Феофане, Затворнике Вышенском.

Начнем наш разговор с преподобного Паисия. Время, в которое Господь судил ему совершать свой подвиг, было весьма противоречивым. «Заря XVIII века открывала для православного мира новую эпоху, полную энергии, но также и противоречий, – эпоху, которая будет иметь решающие последствия для грядущих поколений. В этом веке совершаются духовные процессы, выносящие на поверхность множество проблем, которые или веками пребывали в спячке, или были совершенно неизвестными. На протяжении этого века отчетливо выявляется противоречие между двумя тенденциями, которые являются остатками хорошо или плохо выраженной традиции, с одной стороны, и «новыми идеями», берущими свое начало в западном мире, с другой. Обе эти тенденции находят горячих сторонников в лице деятелей мощной духовной и интеллектуальной силы, что ведет к еще большему обострению этого противоречия» – пишет профессор Фесаллоникского университета Антониос-Эмилиос Тахиаос [1]. Именно в то время, в которое происходило столкновение этих двух тенденций, Господь судил проходить свое служение преподобному Паисию Величковскому. Будучи студентом Киево-Могилянской академии, преподобный уходит в монастырь. Его чистое сердце ощутило внутренне напряжение от сопоставления подлинного православного благочестия, которое раскрывается перед юным трепетным подвижником в наставлениях насельников Святой Киево-Печерской Лавры и Китаевой пустыни и схоластической «начиткой» латинских текстов, составляющей суть академического образовательного процесса [2].  Этот психологичекий поворот преподобного Паисия очень хорошо охарактеризовал прот. Георгий Флоровский в своих хрестоматийных «Путях русского богословия»: «Есть что-то символическое в том, что, совсем юноша, он уходит из Киевской Академии, где учился… В Киеве он совсем отказывается и перестает учится, ибо не хочет учится той языческой мудрости, какой только и учили в Академии… Из латинской школы Паисий уходит в греческий монастырь. Это не был уход или отказ от знания. Это был возврат к живым источникам отеческого богословия и богомыслия» [3].

Уход от мира, однако, не обозначал начавшегося покоя в жизни преподобного. Профессор Антониос-Эмилиос Тахиаос пишет об этом: «Старец Паисий до момента своего окончательного переселения в Молдавию был скитальцем не только в географическом, но и в духовном смысле. Но скитания его свидетельствуют не о внутренней неуверенности, а о непрерывном внутреннем поиске» [4]. Этот непрерывный поиск характеризует преподобного, как деятельную личность, стремящуюся к достижению максимального духовного совершенства.

Наконец, скитания заканчиваются тем, что преподобный Паисий оседает в Нямецком монастыре. Став его настоятелем, старец Паисий всячески занимается его благоустройством. Но для нас более всего важно то, что он был не просто аскетом-подвижником, не просто строителем-хозяйственником. Он был собирателем, собирателем спасающихся, собирателем братства, собирателем подлинной святоотеческой мудрости, поистине, совершителем святых.

Это не книжная мудрость начетчика и не житейская мудрость хозяина. Это – подлинная мудрость православной традиции, почерпнутая из отеческих творений и из личной духовной жизни, из собственного мистического подвига. С собиранием мудрости отцов связан наиболее интересующий нас здесь момент духовного подвига преподобного. Прот. Георгий Флоровский писал: «Еще на Афоне Паисий начал собирать и проверять славянские переводы аскетических памятников. Это оказалось трудной работой…» и эта трудная работа стала делом всей жизни преподобного [5]. Он сличает рукописи, собирает творения святых отцов, а затем, вынуждаемый обстоятельствами, берется за переводческую деятельность. Эту грань, самую значимую в жизни преподобного, профессор Тахиаос характеризует так: « …он задумал грандиозный план пересмотра древних славянских переводов аскетических и мистических трудов святых отцов Церкви и изложения их на церковнославянском языке, который использовался в ту пору. Затем он занимается подготовкой переводов сочинений, которые никогда до этого не переводились на славянские языки… Создается знаменитая аскетико-литературная школа старца Паисия, в которой собирается огромная библиотека переводов аскетических и мистических книг на церковнославянском и румынском языках» [6]. В ответном письме монаху Афанасию Паисий Величковский излагает, косвенным образом, свои побуждения к творческой деятельности: «И не говори, отче, что достаточно одной или двух книг для наставления душевнаго. Ведь и пчела не от одного или двух, но от многих цветов мед собирает. Так и читающий книги святых отцов одною наставляется о вере или о правом мудрствовании, другою о безмолвии и молитве... и, сказать кратко, от многих святоотеческих книг научается человек житию евангельскому» [7]. Таким образом, основным стремлением преподобного было ознакомление своих современников и потомков с духовным наследием отцов церкви с целью указания правильного направления развития колебавшимся между Востоком и Западом славянским народам.

Таким образом, деятельность Паисия Величковского определялась той духовной атмосферой, в которой ему пришлось трудиться. Теперь поговорим о святителе Феофане и той атмосфере, в которой создавались его переводы. Ко времени жизни святителя идейная поляризация, сохранившаяся со времен преподобного Паисия, не утратила своей остроты. Между тем, обозначился новый контекст противостояния и сменились аргументы сторон. Для защитников исконно православных ценностей весь XIX век был временем возвращения Русской Церкви к святоотеческому Православию, чему в значительной степени поспособствовала деятельность Паисия Нямецкого. Появление переводов святителя Феофана было обусловлено стремлением к этому возврату. Определенная часть тогдашнего общества стремилась к постижению основ духовного делания, а для этого нужны были переводы святых отцов, изложенные на доступном языке. Попытку такого изложения и предпринял святитель Феофан (Говоров). Попытаемся сопоставить переводческую деятельность двух святых.

Рассматривая вопрос соотношения двух способов переводов – преподобного Паисия и святителя Феофана – мы считаем необходимым обозначить несколько основных биографических подробностей из жизни святителя. Как известно, святитель Феофан, пробыв некоторое время на кафедре, ушел в затвор. Именно в затворе активнее всего разворачивается его переводческая деятельность. В этом факте ярко обнаруживается одновременно и разительное отличие и необычайная схожесть труда двух святых переводчиков. Мы отметили выше, что преподобный  Паисий почти всю жизнь был скитальцем, и почти вся его биография была определенным образом ориентирована на это скитальчество. Иначе построена биография святителя-затворника. Он стремился к тому, чтобы скрыться от мира, уйти от странствования, придя к той точке, где странствования прекращаются – каковой точкой явился затвор. Однако как для первого, так и для второго, при всем различии жизненных устремлений, обстоятельства этой жизни послужили толчком к деятельности, которая, может быть, и не была тождественна в частных моментах, но имела одну задачу. Задача эта состояла в том, чтобы приобщить как можно большее число современников к высокой духовной культуре святых отцов.

Как мы сказали, при общности задачи переводческие методы преподобного Паисия и святителя Феофана были различны и этих различий множество, но мы укажем лишь на одно. Если первый, находя новою рукопись, стремился к тщательному рассмотрению и уточнению перевода каждого отдельно взятого слова то второй, не концентрировался на терминологической точности переводов. Это различие, вновь скажем, было продиктовано различием исторических условий. Если преподобный Паисий мог позволить себе детальную проработку переводимого текста, в силу наличия времени для этого, то святитель Феофан, стремившийся удовлетворить духовный голод современников, имел недостаточное количество времени. Ведь очевидно, Паисий Величковский в большей степени не отвечал на запросы общества, а формировал их. Святитель Феофан же был поставлен совершенно в противоположные условия и потому не мог позволить себе подвергать детальному разбору каждый элемент текста в ущерб объему переведенного материала.

Таким образом, в лице этих двух подвижников благочестия мы имеем пример неиссякаемого действия Духа Божия в Церкви, который устраивает деятельность тех, кто стремится к Его стяжанию, в направлении единственно правильном и необходимом для данной эпохи. Ведь и преподобный Паисий Величковский, и святитель Феофан Затворник – представители одной духовной традиции, идущей от древнейших Отцов Церкви до наших дней.

По данным сайта theophanica.ru