Игумен Лука (Степанов),
заведующий кафедрой теологии
Рязанского государственного университета
имени С.А. Есенина,
доцент, кандидат исторических наук
МИСТИКА ИСТИННАЯ И ЛОЖНАЯ ПО ТВОРЕНИЯМ
СВЯТИТЕЛЯ ФЕОФАНА, ЗАТВОРНИКА ВЫШЕНСКОГО
Цель жизни христианина — обожение, совершаемое Святым Духом. Это знает любой человек, хотя бы отчасти знакомый с церковным вероучением. То, что действования Святого Духа общедоступны в святых Таинствах нашей духовной Матери-Церкви, знают многие. То, что действия Духа имеют свои особые признаки в душе, их приемлющей, понимают лишь некоторые. С точностью отделить благодатные посещения от иллюзорных и мечтательных, прелестных и ложных наваждений — удел искусных в духовном рассуждении, чьё знание падшей человеческой природы простирается гораздо дальше общих сведений православной антропологии и психологии: до различения духов.
Мыслимо ли данную тему ставить на повестку сегодняшнего дня? Это не только возможно, но и необходимо. Вот как актуальность изучения мистического богословия в системе современного церковного образования представляет митрополит Иларион (Алфеев) в своей книге «Православное богословие на рубеже столетий»: «Дайте студентам возможность знакомиться с тем, что является сердцевинным содержанием христианской жизни, — с непосредственным опытом богообщения, которого удостоились святые подвижники христианской Церкви. Отсутствие у нас такого предмета, как мистическое богословие, приводит к тому, что студенты не изучают ключевые темы святоотеческой традиции: видение Бога, созерцание Божественного Света, обожение человеческого естества… Я как-то посоветовал одному студенту почитать книгу “Старец Силуан” и другие сочинения приснопамятного архимандрита Софрония (1993). Студент меня спросил, насколько “надежны” книги отца Софрония с точки зрения православной духовности. Я ему ответил, что, во всяком случае, эти книги (они переведены более чем на двадцать языков) являются настольным чтением православных монахов во всем мире, в том числе на Святой Горе Афон. “А нам говорили, что отец Софроний был в прелести”, — сказал студент. Я тогда спросил: “Почему бы Вам самому не прочитать хотя бы одну из его книг? Если Вы увидите, что там есть прелесть, закройте книгу и поставьте на полку; а если увидите, что нет, читайте и радуйтесь, что нашли прекрасное духовное чтение”. Студент на это ответил вопросом: “А вдруг я не сумею отличить прелесть от истинной духовности?” Я сказал: “Если Вы, будущий пастырь, не в состоянии отличить духовность от прелести, чему же вы собираетесь учить ваших прихожан?»[1].
Очевидно, что не только пастырям, но и всем христианам надлежит иметь здравые понятия об этом предмете. Учить же об опыте, который выпал на долю Божиих избранников, лучше всего могут сами избранники. Могут, но почти не берутся! Да и как повествовать о состоянии, при котором имеет место таинственный экстаз, который «есть соединение души со своим объектом. Более посредства между ним и ею нет: она его видит, она его касается, она им владеет, она в нем, она — он. Это не вера, которая верит, не видя, это даже не знание, которое постигает бытие только в его идее; это — совершенное единение, в котором душа чувствует полноту бытия, в котором она отдает себя и получает себя, ибо Тот, Кому она отдает себя, есть бытие и сама жизнь»[2].
Существенно, что в своем полном развитии экстаз представляет собой религиозное чувство, достигшее максимальной степени интенсивности, той степени, на которой оно уже перестает быть господствующим, как это бывает у просто верующего человека, а становится исключительным, захватывающим все поле сознания мистика и поглощающим все силы его души, нередко и самое сознание. Это внутреннее, мистическое богоощущение составляет основной факт жизни мистика. Но последняя цель мистика — не в этих феноменах его внутренней жизни, а в достижении полного единения с Божеством, которое (единение) понимается им, или, точнее, непосредственно ощущается, как единение реальное и настолько существенное, что он говорит о нем как о полном погружении своего «я» в Божественное «я», как о слиянии человеческого духа с Божественным. В этом состоянии нет более ни субъекта, ни объекта, но непосредственное овладение Бога душою и души Богом, овладение, наполняющее душу мистика бесконечным и неизреченным чувством блаженства, переходящим в чувство восторга[3].
Эти заоблачные опыты, как высший опыт богопознания, могут представляться самодостаточными, как бы противоположными прозе общедоступного вероучения. «Мы часто слышим суждение, будто бы мистика является областью, предназначенной немногим, неким исключением из общего правила, привилегией, дарованной некоторым душам, опытно обладающим истиной, в то время как все прочие должны довольствоваться более или менее слепым подчинением догматическому учению, наложенному извне в виде принудительного авторитета. Подчеркивая это противопоставление, можно иной раз зайти слишком далеко, в особенности, если к тому же несколько уклониться от исторической правды; таким образом можно противопоставить, как противников, мистиков — богословам, духоносных — церковной иерархии, святых — Церкви»[4].
Необходимо выделить особенности и место того мистического опыта, который мы могли бы отнести к несомненно истинному. В восточной духовной традиции такой опыт тесно связан с догматическим церковным учением и является отражением его в духовной жизни. Вот определение В. Н. Лосского в начале его «Очерка…», посвященное этой теме: «Мы задались целью рассмотреть здесь некоторые аспекты духовной жизни и опыта Восточной Церкви в их связи с основными данными православного догматического предания. Таким образом, термин “мистическое богословие” означает в данном случае аспект духовной жизни, выражающий ту или иную догматическую установку»[5].
Это очень важно отметить, что не только в молитве, других аскетических упражнениях, приобретается мистический опыт. Мистика есть основание богословия, и занятие им обеспечивает причастность мистическому опыту: «В известном смысле, — продолжает В. Н. Лосский, — всякое богословие мистично, поскольку оно являет Божественную тайну, данную Откровением».
После этого, необходимого, как нам кажется, предисловия удобно обратиться непосредственно к теме доклада, и в произведениях нашего величайшего подвижника, аскета и богослова, святителя Феофана Затворника, найти отражение, как собственного мистического опыта, так и безупречной его согласованности со всей святоотеческой традицией.
Прежде всего, святитель указывает на немногословность тех, кто оказался причастен сверхъестественным прозрениям. В своем толковании на Второе Послание к Коринфянам св. апостола Павла (гл. 12), где тот повествует о взятии себя на третье небо, он, прежде всего, различает формы мистического откровения: «Откровение обнимает все, что Богу угодно бывает открыть нам. Бывает оно умно, когда в ум влагается ведение; бывает внешно, когда Бог или Ангел является и сказывает нужное; но бывает и посредством видений. Видение или в образах представляет духовное, каковы, например, видения Иезекииля, Апокалипсиса, и требует нового откровения в уме, чтоб уразуметь его; или оно есть видение духовного мира в его существенности, когда дух человека необыкновенным образом вземлется и вводится в созерцание его, не в образах, а как он есть»[6].
Потом он ведет речь о том, что далеко не всё в откровении подается словом человеческим: «Не могу сказать, говорит, душа ли одна была взята на небо, а тело оставалось на земле, или и тело туда же было вземлемо. Внимание было занято не этим; оно все было поглощено виденным, и на себя не обращалось. После видения вопрос мог родиться и, вероятно, был; но прошло четырнадцать лет, и он остался нерешенным. Если же и для самого святого Павла осталось это нерешенным, то, верно, это такого рода дело, что его решить нельзя, или не следует решать»[7].
Конечно, главная область Божественного приближения вплоть до таинственной с Ним встречи — это молитва. Значит, именно в ней есть те опасные для душевного здоровья ловушки, которые связаны с ложными мистическими чувствами и против которых направлены главные предостережения святителя.
Главные признаки прелестных состояний, на которые указывает, Феофан Затворник следующие:
1. Восторженность.
По поводу восторженности в молитве святитель категорически пишет: «Избави вас, Господи, от восторженных молитв. Восторги, сильные движения с волнениями суть просто кровяные душевные движения от распаленного воображения. Для них Игнатий Лойола много написал руководств. Доходят до сих восторгов и думают, что дошли до больших степеней, а между тем все это мыльные пузыри: настоящая молитва тиха, мирна, и такова она на всех степенях»[8].
2. Воображение, мечтательность.
Показательны слова святителя о данном предмете: «Воображение — способность формировать и удерживать образы — есть способность чернорабочая... самая низшая! Уж поэтому не след ему позволять являться со своими образами в высшую область, какова молитва... Если допустите образы, то есть опасность молиться мечте...
Помнится одно, сказанное о старце, который всегда образно представлял Бога. Когда ему растолковали, что так не следует, он сказал: “Вы отняли у меня Бога”... А у него отняли не Бога, а мечту его»[9].
И в другом месте: «…о том позаботьтесь, чтоб было меньше образов в душе, а больше мыслей и чувств. Образы суть дело воображения низшей чернорабочей силы, и всегда раздражают мечтательность. Последняя не укротится, пока воображение в силе и роит образы. Способ к пресечению тока образов есть... умная молитва. Трудитесь. Придет момент, когда восчувствуете, что ста ток сей (Лк. 8, 44), как ток крови у кровоточивой»[10].
«Боитесь образов? Бояться образов надо не всяких, а только мечтательных, и притом таких, кои к Божескому существу относятся, которое невидимо и чуждо всякой образности. Все же, относящееся к тварям, образно и может быть воображаемо. И Господа Спасителя, по человеческому Его домостроительству, воображать можно. Еще надо во время молитвы не держать в уме образов, а, представ умно Богу невидимому, изрекать к Нему благоговейное слово. Сего надо искать, и обретется»[11].
Мы уже замечали, как святитель Феофан обращается с критикой к западному христианскому мистическому опыту. В своих «Письмах о христианской жизни» святитель пишет: «Все западные переводные книги о духовной жизни нейдут к нам. В них есть клочек истины; но и самые лучшие из них содержат много мечтательного и ложного; щекочут, а не питают... и выходит: по губам текло, а в рот не попало. Возьмите лучшую и более других хвалимую: “О подражании Иисусу Христу”, — Фомы Кемпийского... Почитайте ее со вниманием, и сравните, тоже ли дает она, что Макарий Египетский, или Исаак Сирианин, или изречения наших старцев — Серафима, Парфения... Западники сами себя хотят спасать; и попадают только с своими усилиями в покойное состояние сердца, похожее на бездействие при молчании прочих сил. Тут фантазия рисует им образы, и они млеют от них... Бросьте их. Для вас достаточно тех святых, кои есть у вас»[12].
Слова святителя удивительно перекликаются со словами преподобного Симеона Нового Богослова, Слово которого о трех образах внимания и молитвы было с особенным усердием переведено святителем для «Добротолюбия»: «Некоторые, предстоя на молитве, возводят очи на небо и ум, и воображают в уме своем Божественное промышление, небесные блага, чины, святых ангелов и обители святых — все, что говорится в Писании об этих предметах, вызывают их из памяти и перебирают воображением во время молитвы, стараясь потрясти этим свои чувства, в чем иногда и успевают. Это… и считают проявлением подлинного религиозного настроения»[13].
Преподобному Симеону вторит преподобный Григорий Синаит: «…если увидишь свет или огонь вне себя, или внутри, или образ какой, Христа, например, или ангела, или иного кого, не принимай это, чтобы не потерпеть вреда. И уму своему не попускай строить в себе такие образы, это ведет к прелести. Если заметишь, будто тянет кто ум твой таким внешним воображением, не поддавайся, держись внутрь, и совершай дело внимания Богу без всяких образов»[14]. Опытные умеют различать от порождения своего воображения и привидений бесовских истинные откровения; но как на деле людей неопытных более, чем опытных, и к тому же враг слишком хитер, то поставлено вообще законом — не принимать никаких видений и не доверяться им[15].
3. Разгоряченность.
Для иллюстрации причин и последствий разгоряченности молитвы обратимся опять же к 14 Письму святителя Феофана: «Далее же самомнение еще более разгорячает воображение и рисует новые картины, вставляя в свои мечтания личность мечтающего, и представляя его всегда в привлекательном виде, поблизости к Богу, ангелам и святым, и чем более так мечтает, тем больше укореняется в нем убеждение, что он точно уже друг неба и небожителей, достойный осязательного с ними сближения и особых откровений. На этой степени начинается визионерство, как естественная болезнь душевная»[16].
Такие явные «успехи» неоднократно становились причиною усиления прелести, так что он все более укреплялся в понимании себя преуспевшим. Последствия такого пагубного заблуждения наглядно иллюстрируют истории Древнего и Киево-Печерского патериков, когда подвижники, соблазнившись видением, оказывались жестоко обмануты и мучимы бесами долгое время, даже и до смерти.
4. Самоцен.
Когда святой Сисой Великий находился на смертном одре, и лицо его просветилось как солнце, он просил еще времени на покаяние. Его спросили: «Неужели тебе еще надо каяться?!» И он ответил: «Не знаю, положил ли я и начало покаянию». Когда к Пимену Великому пришли братия и стали задавать духовные вопросы, он молчал. Они были смущены: «Мы столько времени хотели поучиться у него, побеседовать о возвышенном…». Им потом сказали: «Не с этого нужно было начинать. О возвышенном, может, и пойдет речь, но авва не будет с вами беседовать, пока вы не начнете говорить о грехах». Когда душу Макария Великого Херувим возносил на небо, а бесы вопили: «Какой славы сподобился ты, Макарий!» — он отвечал. — «Я боюсь, ибо не ведаю ничего доброго, что я бы сделал». И только когда святой был уже во вратах рая и бесы кричали: «Избежал нас, избежал!» — тогда Макарий сказал: «Да! Ограждаемый силою Христа моего». То есть, не своими заслугами, а милостью Божией. Это сказал великий подвижник и угодник Божий! Каждый день мы читаем молитву того же Макария Великого: «Боже, очисти мя грешнаго, яко николиже сотворих благое пред Тобою…» — постоянное сознание своего недостоинства — венец и признак здоровой внутренней духовной жизни. Понимая это, тем ярче видим опасность одной из последних степеней прелести — самоцен.
Святитель Феофан пишет: «Преспеяние в духовной жизни означается все большим и большим сознанием своей негодности, в полном значении сего слова, без всяких ограничений; так что коль скоро дается себе цена, в каком бы ни было отношении, дело пошло криво. И опасно. Подсядет враг и начнет отводить глаза, а тут камушек подбросит; споткнуться можно. Душа, дающая себе цену, точь-в-точь ворона, уронившая сыр»[17].
Таким образом, святитель перечисляет основные причины прелестных состояний, которые представляют угрозу для христианина, ведь мистика не есть что-то отдельное, доступное лишь немногим. Мистический опыт, опыт богообщения переживается каждым в молитве и Таинствах Церкви. Именно он является и внутренним основанием веры нашей, так что, обольщаясь в нем, неминуемо будем отходить и от вероучительных истин.
« ...Как получается благодать и как благодать проявляется в силе. Получается чрез святые таинства, не иначе, а явною становится в тех, которые умертвят страсти известными подвигами (в “Добротолюбии” смотрите выписки из св. Марка Подвижника). Ясность сия состоит в особом разумении веры, в мирном устроении сердца, в углубленных молитвах, в самопожертвованиях во благо других, в терпении невозмутимом... так что смотрящие надивиться не могут. Отличительная черта наития Духа — мир глубокий и отрешенность от всего видимого внутрь пред Бога...»[18].
Таким образом, совершать путь христианской жизни надлежит при высоко поднятом над своей головой светильнике святоотеческих назиданий,который и способен, предупредив от впадения в ловушки ложных духовных состояний, сопроводить кающуюся душу в преискреннее и вневременное богообщение.
[1] Православная электронная библиотека http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1300
[2] Boutroux. Le mysticisme. Bulletin de 1'institut general psychologique, 1902. Jan.—Fevr. 17 р. Цит. по Минин П. Мистицизм и его природа. Киев: Пролог, 2003 — Библиотека Якова Кротова http://krotov.info/libr_min/m/mazeyna/minin1.htm#4
[3] Там же.
[4] Лосский В. Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. — Библиотека Якова Кротова http://krotov.info/libr_min/l/lossk_v/H01-T.htm
[5] Там же.
[6] Феофан Затворник, святитель. Толкование Второго послания апостола Павла к Коринфянам. М.: Правило веры, 2006. С. 502—503.
[7] Там же. С. 506.
[8] Феофан, еп. Письма о христианской жизни. [Вып. 1 и 2, без прил. 2-го, кот. изд. особой книжкой.] Изд. 2-е. М.: Издание Афонского Русского Пантелеимонова монастыря, 1900. — С. 25.
[9] Феофан, святитель. Собрание писем святителя Феофана. Вып. 7. М., 1901. С. 24—25.
[10] Феофан, святитель. Собрание писем святителя Феофана. Вып. 4. М., 1899.С. 172.
[11] Феофан, святитель. Собрание писем святителя Феофана. Вып. 5. М., 1899.С. 182.
[12] Святитель Феофан Затворник. Письма о христианской жизни. М.: Правило веры, 2006. С. 36—37 (Письмо одиннадцатое «О покаянии»).
[13] Преподобный Симеон Новый Богослов. Слово 68. О трех образах внимания и молитвы. В кн. Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. Т. 2. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993. С. 180.
[14] Цит. по Феофан Затворник, свт. О молитве и духовной жизни. Собрание писем. М.: Правило веры, 2008. С. 384 (Письмо 14. Причины возникновения видений…).
[15] Новоселов М. Мистика Церкви и мистика западных верований. http://www.pagez.ru/olb/094.php#5
[16] Святитель Феофан Затворник. О молитве и духовной жизни… С. 383.
[17] Цит. по Феофан (Крюков), игумен. О непрестанной молитве. Поучения святителя Феофана Затворника. М.: Даниловский благовестник, 2001. http://www.psylib.org.ua/books/zatfe01/index.htm