Протоиерей Сергий Рыбаков,
председатель Отдела религиозного образования и катехизации
Рязанской епархии, доцент кафедры теологии ФБГОУ ВПО
«Рязанский государственный университет им. С. А. Есенина»
Доклад на пленарном заседании VI Феофановских чтений

5 октября 2012 года

 ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЕ ПАРАДИГМЫ
СИСТЕМЫ ОБРАЗОВАНИЯ РОССИИ
В ЭПОХУ СВЯТИТЕЛЯ ФЕОФАНА ВЫШЕНСКОГО

Активная деятельность Святителя Феофана Вышенского на педагогическом поприще началась после окончания им Киевской духовной академии в 1841 г., когда он был назначен исполняющим должность ректора Киево-Софийских духовных училищ и преподавателем латинского языка. Продолжалась она, практически всю его жизнь в том детоводительсте, которое он осуществлял будучи правящим архиереем, а затем и в затворе. О святителе Феофане, таким образом, можно с полным правом сказать, что его труды являются продолжением и развитием православной педагогической системы.

Следует сказать, что в это время русское общество входит в полосу интенсификации кризисных явлений. Русское высшее общество достаточно далеко отошло от церковного Предания, что в значительной степени было обусловлено сформированной от Петра I и, оформленной созданием в 1802 г. Министерства народного просвещения, системой образования.

В связи с этим, интересным и весьма важным представляется вопрос о сопоставлении двух широко употребляемых понятий: «система образования» и «педагогическая система». В идеале педагогическая система и система образования должны быть идентичны. Этимология слова «педагогика» раскрывает задачу ведения детей (учащихся, воспитанников) к определенному совершенству, которое представлено и раскрыто в предъявленном идеальном образе (отсюда вытекает и «образование», как усвоение определенного образа). Идеальный образ, в качестве аттрактора системы довлеет в содержании образования и в методах воспитания, представляет собой цель образования, и в качестве такового определяет структуру системы образования. Источником идеального образа была и остается религия, т. е. организованное поклонение тем высшим силам, которые наиболее рельефно и максимально сконцентрированы в идеальном образе. Для русского народа на протяжении всего тысячелетия таким идеальным образом являлся образ Христа.

Педагогическая система есть совокупность целей, ценностей, этических норм, содержания, форм и методов воспитания и обучения, интегрированных в религиозном идеале народа. Формат педагогической системы задается религиозным мировоззрением, этно-конфессиональной культурой, общинным воспитанием, внутрисемейными отношениями и бытовой (трудовой) практикой. Народ фиксирует в педагогической системе инвариантные базовые педагогические принципы, которые генерируются исповедуемым культом. Иначе говоря, педагогическая система всегда укоренена в духовном мире, всегда определяется сакральными смыслами, всегда имплицируется религиозной (атеистической, пантеистической, монотеистической) антропологией.        В России педагогическую систему народ получал в Церкви, как гаранте сохранности идеального Образа, запечатленного в Священном Писании и Священном Предании.   

Система образования возникает тогда, когда появляется значительный пласт знаний, усвоение которых учащимися требует специальных институтов разного уровня: школ, вузов, академий и пр. Такая система обычно первоначально формировалась высокоразвитыми культовыми организациями, что например, имело место в Европе, а также в России, где первые школы и академии были созданы Русской Православной Церковью. Особенностью религиозных систем образования является ограничение по роду самого знания: горнорудная промышленность и плавка металлов, например, не являются востребованным содержанием образования для Церкви. Поэтому многие необходимые для государства области знания переходят в ведение государства, которое и приступает к формированию своей системы образования.

В православной России педагогическая система предъявляла образ Христа и Его святых, на житиях и поучениях которых были воспитаны поколения русских людей в течение тысячи лет. «Между истинными христианами — писал святитель Феофан, — всегда была и есть потребность иметь под руками святоотеческие писания о духовной жизни… Она и была всегда удовлетворяема как изданиями сих писаний в полном их составе, например св. Макария, Исаака и Ефрема Сириан, Лествичника и других многих…».

Сформировавшаяся к началу XIX века система государственного образования благодаря реформам Петра I возымела в себе мощный потенциал протестантизма и атеизма, что в конечном итоге, привело к началу XX в. к деформациям и расколу педагогической системы, педагогической среды и всего общества. Идеал педагогической системы и идеал системы образования вошли в непримиримый антагонизм, который стал причиной разрушения систем духовной и государственной безопасности. Причем, чем дальше «элита» государства, определяющая цели и формы государственного бытия, отходит от идеального образа традиционной государствообразующей религии, чем массивнее становится эзотерический блок, «нового» религиозного мировоззрения, включая в себя чуждые доктрины, на основании которых формируются задачи системе государственного образования, тем более система образования вступает в противоречие и конфронтацию с педагогической системой. При активной агрессивной политике, которую проводит система образования по отношению к педагогической системе последняя становится подчиненной, а в конечном счете — деформированной и расколотой. Достижение победы в этом случае оборачивается полным поражением, поскольку неадекватное педагогическое воздействие, искусственно внедренное в образование и воспитание, разрушает целостный педагогический процесс и индуцирует агрессивность педагогической среды.

«Знаете ли, какие у меня безотрадные есть мысли. И не без основания. Встречаю людей, числящихся Православными, кои по духу Вольтериане, Натуралисты, Лютеране и всякого рода вольнодумцы. Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы, и не злы, но относительно к вере и Церкви никуда негожи… Каковы будут их собственные дети?!. Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше Православие… Злые начала вошли в науки и в жизнь» — делает вывод святитель.

Эти «злые начала» касались в первую очередь духовного стержня сознания народа. Одним из источников проникновения в широкие массы русского общества «злых начал» либерализма и нигилизма была система образования. Нигилизм в этой своей первой стадии — в эпоху либерализма (по периодизации Серафима Роуза) является уже достаточно созревшим явлением, глубоко пропитавшим общественное сознание в первую очередь т. н. «образованной» части общества.

Одним из путей проникновения такой идеологии явилась парадигма эволюционизма. Святитель Феофан так определяет: «Ныне более выходит книг по предметам естествознания. Но почти все они с дурным направлением, именно: покушаются объяснить происхождение мира без Бога и все нравственно-религиозные и другие проявления духовной в нас жизни — без духа и души. И в руки их не берите». К сожалению брали их не только в руки, но и в голову, в недра своего сознания, формируя в себе неверие и нигилизм. Разрушительные тенденции нигилизма в эпоху либерализма, первоначально сосредоточенные в высших дворянских слоях общества, распространялись (в значительной мере через систему образования) далее на слой разночинцев, которые не только вбирали в себя идеи более справедливого устройства общества, но и активно, борясь за свое место в этом обществе, оттесняли разленившееся дворянство. Само социальное положение разночинцев было гораздо ближе к либеральной, нежели к консервативной позиции. Стремление к достижению земных благ составляло часто смысл жизни, и здесь уже можно говорить о «сокрытии Неба» в терминологии Серафима Роуза. Идеи безбожия носились не только в «воздухе», но и отображались в печати, в научных, философских и педагогических теориях, и становились общим местом, которое, однако, окрашивалось в высокопарные тона всякого пустословия. Культуролог и политолог И.Г. Яковенко пишет «Прибежищем либерализма становятся освобожденные от жесткой цензурной опеки печать, относительно свободные университеты и земства. В развитие русского либерализма особенно значима роль земского движения. Земское самоуправление стало полем практической реализации либеральных принципов. Земства были средой, к которой тяготела либеральная публицистика и либерально ориентированная университетская наука». Земские школы действительно проводили достаточно четкую либеральную политику, отказывая крестьянам в их праве выбирать образование и воспитание для своих детей. Святитель Феофан по этому поводу восклицает: «Атеисты… толстовщина! Где же это? Неужели около вас теперь, в деревне?». Действительно, земства во многом способствовали формированию новой, нетрадиционной педагогической среды, насыщая крестьянство нигилистической идеологией.

Нигилизм, как неверие в Бытие Божие, в Промысел Божий, в Христову Церковь, помимо разрушения мировоззрения, интенсивно распространяется на другие стержневые структуры сознания. В первую очередь дает коррозию стержень этно-исторического сознания. Благодаря впитанным идеям эволюционизма, история вообще и история в частности нашего народа, перестает восприниматься в иконографическом ракурсе, теряет свой сакральный смысл, что приводит к утрате понимания народом своей особой миссии среди других народов земли. Эта потеря во всей полноте отразилась позднее в готовности строить «новый мир» вместе с большевиками-богоборцами. Новый мир можно строить только при условии отказа от «старого» мира и его разрушения «до основания». Следует, однако, заметить, что в советский период исторический стержень самосознания не был уничтожен, — он был заменен ложным вектором смены марксовых «общественных формаций». Это позволило сохранить народу определенное, хотя и ложное, представление о смысле своего бытия. Народ уже в начале XX в. принялся строить социализм и коммунизм, и рай на земле, как идеал язычества.

Другой важнейший стержень этно-конфессионального сознания русского народа начал деформироваться вместе с утратой религиозно-мировоззренческой и этно-исторической стержневых структур сознания. Речь идет об этно-лингвистической основе сознания, позволяющей (или не позволяющей) адекватно описывать мир в свете принятой народом религиозной парадигмы. Принятие атеизма в качестве религиозной доктрины и материализма в качестве религиозной философии, стало причиной изменения лексики, которая впитывала в себя новые лексические формы, проникающие вплоть до бытового уровня. Это отразилось в свое время в необходимости составления нового словаря русского языка, в изменении правил орфографии, в упрощении алфавита и пр. Как следствие начавшихся в те времена процессов, к девяностым годам прошлого (XX) века лексический состав был полностью десакрализован, достаточно упрощен и готов был к фрагментации и наполнению «новоязом» современной калвинистско-демонической религиозной парадигмы.

С разрушением стержневой структуры сознания народа обрушаются и структуры государственной жизни. В православной России наибольшая высота принадлежала авторитету Бога-Творца, а соответственно и хранящемуся в Православной Церкви Священному Писанию и Священному Преданию. Эпоха либерализма в первую очередь оказалась эпохой борьбы именно с этим авторитетом, подчинив его авторитету разума. Следующим в очереди встал авторитет земной власти, власти как таковой, поскольку любой авторитет — авторитет представителей государства, авторитет родителей, авторитет учителей, — лишь тогда незыблем, если он апеллирует к высшему, религиозному, сакральному источнику своей власти. Власть, которая не имеет возможности такой апелляции, вынуждена искать компромисса с разумом тех, кто ей подчинен. И не только с разумом, но и со страстями и с прихотями подчиненных. Родители и учителя оказываются заложниками прихотей своих воспитанников в той мере, в какой сами признают законность, естественность и разумность складывающегося положения вещей. Само же положение вещей становится неустойчиво-динамичным, ситуационно-хаотичным, и в принципе неуправляемым. Иллюзией управления является достижение временного компромисса, облекаемого в формулы квазиторговых договоров.

Следование российского общества эпохи либерализма за Реформацией, и соответствующая утрата чувства сакральности власти уже в образовательных учреждениях того периода формировала у учащихся непонимание дисциплины и отрицание законности наказаний. Как в семье, так и в школе развивались процессы рассогласования поколений, что естественно в новых поколениях выражалось как отрицание традиции. Это отрицание касалось духовных устоев, социальных порядков и аксиологических ориентиров. В целом народ терял духовное и социальное единство. Власть расколота и парализована. Репрессивный аппарат только провоцирует недовольство, ничего не решая по существу. Наоборот, истинной властью над умами и совестью людей обладают представители самопровозглашенной элиты, реализующие свои религиозные и политические устремления, облеченные в приемлемые для простого народа идеологические клише. Начиналась эпоха студенческих волнений, гимназических беспорядков и смут даже в духовных учебных заведениях. Даже активная охранительная деятельность на посту министра народного просвещения графа С. С. Уварова не дала существенных результатов. Революционная и нигилистическая крамола все шире проникала в Россию, заражая молодые поколения духом бунтарства и неверия. Стремление С. С. Уварова выстроить в системе образования барьеры революционной смуте не было обеспечено соответствующим духовным потенциалом высшего общества и педагогической среды.

Растерянность и готовность идти на поводу бунтующих масс, даже «бежать впереди паровоза» может быть продемонстрирована на примере предложений, которые вносил М. А. Корф на совещании при министре просвещения Е. В. Путятине . Согласно его предложениям «университеты становились открытыми учебными заведениями "для всех и каждого", в результате чего само название "студент" упраздняется… Переводные экзамены и обязательные курсы для прохождения отменяются, "словом, университеты лишаются своего школьного характера". Проект поддержали все члены комиссии. Министр был против» . В то время как чиновники сочиняют абсурдные проекты, студенты «шумят и требуют отмены всех ограничений, — писал Никитенко . — Они, как и крестьяне в некоторых губерниях, кричат "Воля, воля!", не давая себе в этом ни малейшего отчета. А правительство налепливает на стенах в университете воззвания и правила о сохранении порядка, которые студенты срывают и заменяют воззваниями совершенно другого рода. Словом, совершенный хаос. Об учении никто не думает» .

Университетские мировоззренческие курсы от второй половины XIX представляли собой довольно сложную картину, в которой присутствовали различные направления. «Отличительной особенностью мировоззренческой подготовки студентов в университетах России в последней четверти XIX — начала XX века, заключается в плюрализме предлагаемых видений мира» — характеризует исследователь отечественных университетов Н.А. Патов. Мировоззрение российского общества, таким образом, стало представлять собой мозаичную картину, не имеющую цельности и не дающую молодому поколению надежных методов защиты от духовной и информационной агрессии. Общество в религиозном отношении распалось на множество толков, сект, расколов, ересей, по-разному толкующих религиозно-мировоззренческие вопросы, и с этих различных, вплоть до антагонизма, религиозных базисов рассматривало происходящие события, трактовала тенденции и процессы развития общества. Система образования, отражая состояние общества, также распадалась на множество школ . 

В то время, когда высшие слои постепенно проникались идеями либерализма, народ еще продолжал жить в духовных традициях православия, что позволило Ивану Васильевичу Киреевскому (1806–1856): сказать: «Грамотность и вообще первоначальное обучение народа может быть полезно и вредно, смотря по характеру самого обучения и тем обстоятельствам, в которых находится обучаемый... Русский человек весьма уважает образованность там, где видит от нее несомненную пользу, но он... боится обманчивой стороны образованности и держится старины, ищет только такого просвещения, о котором мог быть уверен, что оно действительно основывалось на его коренных убеждениях веры и вековых обычаях нравственности». И далее: «Образовательное начало заключалось в нашей Церкви» .

В дискуссиях о народном образовании этого периода большой вес имело мнение выдающихся представителей русской педагогической мысли традиционалистского направления. К их числу, в частности, принадлежал известный лингвист и этнограф, составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль (1801–1872).

По мнению В.И. Даля, образование и образовательная политика должны оцениваться с точки зрения нравственности и соответствия национальным особенностям страны. «В противоборстве западному приливу и волнению, — писал В.И. Даль, — кажется, не может быть иного смысла, как требование, во-первых, принимать образование и просвещение в добром направлении его, а не в дурном (можно быть умным и ученым негодяем), — и, во-вторых, принимать его не бессознательно, а применяя и приурочивая к своей почве... следовательно, отвергая или изменяя все то, что нам негоже» .

Огромную роль в духовном просвещении народа сыграли церковно-приходские школы, которые существовали целиком на средства Церкви. Они были единственными образовательными учреждениями в самых глухих уголках России. Их учителя — священники Русской Православной Церкви — шли к русскому крестьянину с грамотой и православным учением. Дмитрий Андреевич Толстой (1823–1889), будучи министром народного просвещения, в 1861 году писал: «Духовенство обнаружило такие учительные силы, каких тщетно было бы ожидать от какого-либо другого ведомства или учреждения и каким могла бы позавидовать любая из просвещенных стран Европы» .

Но и в школьной педагогике также царило сильнейшее расслоение. Здесь мы видим имена крупнейших педагогов с мировым именем, таких как К.Д. Ушинский, С.А. Рачинский, Д.Д. Семёнов, В.И. Водовозов, В.П. Вахтеров, А.Ф. Каптерев, К.Н. Вентцель, И.И. Горбунов-Посадов,         Н.И. Пирогов. Но они стояли на разных и даже противоположных позициях, которые можно отследить по публикациям в многочисленных журналах, посвященным педагогической тематике.

Законно возникает вопрос: почему в эпоху либерализма формируется столь мощный интерес к педагогике, причем к педагогике в самом широком смысле — и в отношении охвата вопросов обучения и воспитания, и в отношении распространения на все слои общества, включая крестьянство и рабочих. Представляется, что основным моментом здесь выступает утрата идеала и изменение ценностных ориентиров. В этот период в народном сознании снижается уровень духовности; религиозная устремленность не имеет четкого вектора направленности. Два идеала стали соперничать в душе народа, два идеала стали соперничать и в педагогическом пространстве русской педагогики: это православный идеал Христа и языческий идеал земного рая. И каждый из этих идеалов порождает свою нравственность, свою систему ценностей, свой взгляд на человека, на цели и методы его образования и воспитания.  

С.И. Гессен, заканчивая свой труд «Основы педагогики» в 1923 г., воспроизводит то мнение о господстве разума, которое «есть детище Реформации», и которое торжествовало в школе, уже перед революцией, и тем более после неё. «В противоположность идеалу послушания однажды признанному авторитету современная школа — пишет С. Гессен, —  есть детище Реформации: авторитет, как бы ни был он высок и бесспорен, не есть для нее нечто последнее. Выше авторитета стоит разум человека, и самое подчинение авторитету должно быть оправдано разумом, свободно принимающим предписание авторитета» . Несомненно, что, говоря о Реформации, Гессен имеет в виду не только и  не столько христианскую Европу времен Реформации, сколько изменение религиозного вектора в России. 

Эпоха либерализма в России была характерна еще одним, не свойственным иным странам, явлением. Отсутствие, свойственной Западу, индифферентности в религиозных вопросах побуждало русскую интеллигенцию искать, вместо утраченного Бога, новое божество, которому необходимо приносить жертвы и осуществлять служение. Собственно, именно служение этому новому богу побуждало множество представителей интеллигенции совершать не только странные и несвойственные здравомыслящему человеку поступки, но и идти на преступления против правительства и Православной Церкви. Таким божеством был выбран русский народ, оторванность от которого явно ощущалась всеми представителями этого слоя общества. И именно оторванность, незнание своего народа породило неестественное к нему отношение: одновременно жалость и преклонение. Оба эти чувства прекрасно сочетались в идее социального равенства, позволяющие «служить народу», как некоему идолу, который сам не умеет понимать своих нужд и говорить от своего имени. Интеллигенция, по сути, провозгласила себя «жрецом» народа. Как писал Франк в работе «Этика нигилизма»: «Символ веры русского интеллигента есть благо народа, удовлетворение нужд "большинства". Служение этой цели есть для него высшая и вообще единственная обязанность человека, а что сверх того — то от лукавого. Именно потому он не только просто отрицая или не приемлет иных ценностей — он даже прямо боится и ненавидит их. Нельзя служить одновременно двум богам, и если Бог, как это уже открыто поведал Максим Горький, "суть народушко", то все остальные боги — лжебоги, идолы или дьяволы» .

Нашему православному народу, как и каждому отдельному православному христианину в нынешней ситуации хорошо помнить слова святителя: «Мужайтесь! Что враг нападает и борет, в этом нет греха, и в том нет греха, что эти нападки колеблют душу и смущают. То и другое есть дело злобы врага и обращается на главу его. Вам же уготовляет венцы» (С. 219).

Вопреки тем, кто считал, что русский народ погиб, случилось — однозначно можно сказать, — чудо Божие: началось духовное возрождение Руси. Прошедшие двадцать лет происходило не только разложение, но и созидание самосознания народа, вспомнившего о своей духовной основе — Православии. Это способствовало приобщению к лингвистическому строю богослужения, Священного Писания и Предания, а следовательно и к сакральному иконографическому взгляду на историю человечества и место в ней Православной России. Естественно оценивать наличное состояние как начало возможного дальнейшего нахождения себя, встраивание себя в череду прошлых и будущих поколений, вписывание себя в мировой исторический процесс.

Неисповедимы пути Господни! Но хочется верить, что наш народ способен к самоотверженному служению во славу Божию, а значит и на нем может исполниться обетование: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). Труды святителя Феофана Затворника дают нам указание пути как искать Царствия Божия, как настроиться на духовную жизнь, что и становится для многих самим делом жизни. 

______________________________________