Сергий Рыбаков, протоиерей
старший научный сотрудник кафедры теологии Рязанского
государственного университета им. С. Есенина», кандидат физ.-мат. наук, доцент.
Анализ влияний некоторых религиозно-философских учений
на развитие системы образования России
В первую очередь следует обратить внимание на тот, несомненно, важный факт, который отражен в философском словаре, изданном в 1983 г., (т. е. во времена господства атеизма), где в статье «вера» говорится: «… Вера является необходимым элементом индивидуального и общественного сознания, важным моментом деятельности людей». Иначе говоря, без веры нет, и не может быть нормального человека, так же как не может существовать и развиваться ни одно общество. Вера есть необходимый атрибут!
Как представляется, наиболее удачное определение религии, дано кн. Сергием Трубецким в статье «религия» для энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, которое гласит: «религия – это организованное поклонение высшим силам». В этом определении четко выражена мысль о наличии организации и о высших силах, которые обязательно выявляет над собой любой человек и любое общество. Если высшие силы выявлены верно и им осуществляется адекватное поклонение, то такая религия должна получить статус истинной.
Говоря о религиозном сознании, нельзя оставить без внимания тот субъект, который является носителем этого сознания, т. е. народ. «Народ, – написано одноименной статье БСЭ, – субъект истории». Аналогичное понимание народа в качестве субъекта исторического процесса характерно и для Библии. Слово народ (и производные от него) употребляется только в Новом Завете более 360 раз, и в этом смысле народ является библейской, религиозной категорией. Религиозное сознание мыслит исторический процесс в категориях описывающих отношения народов с Богом.
Каждый народ имеет свой характер, свои дары от Бога, свои недостатки. Каждый народ устанавливает свои отношения с Богом, реализуя в истории свои религиозные устремления. В отношении характеристик народов, естественно, невозможно употребление таких понятий, как «хороший» или «плохой». Здесь можно говорить о том, имеет ли данный народ, рассматриваемый талант или не имеет. Многие народы не имеют таланта к государственному строительству и даже не пробуют браться за это нелегкое дело.
Оставив, однако, в стороне обсуждение способности (или неспособности) тех или народов к государственному строительству, зададимся вопросом – для чего способные к этому народы строят свою государственность?
Нетрудно видеть, что все государства, оставившие значительный след в истории, имели свои выдающиеся особенности, которые позволяют безошибочно идентифицировать эти государства. Чаще всего эти особенности фиксируются, как особенности культуры. Не наука и не технические достижения, а именно культура резко обособляет каждую крупную государственность. Но сама культура есть только отражение культа, отражение религиозных устремлений народа – строителя государства, народа, формирующего свою цивилизацию. Государство, таким образом, есть то, что народ творит в истории, выстраивая свои отношения с Богом, свидетельствуя перед другими народами о той истине, которую он исповедует.
Таким образом, национальное государство – это институт религиозного самоопределения народа. В национальном государстве обеспечивается вся полнота религиозной жизни народа.
Если государство вообще – это есть условие земного бытия личного человека в человечестве, разделенном на народы, то национальное государство является олицетворением и воплощением религиозного устремления, исторической судьбы данного народа среди всего человечества.
Только правильное понимание отношений, мыслимых в категориях «народ» – «религия» – «государство», позволяет адекватно выстраивать отношения нашего народа с другими народами как внутри государства, так и вне него.
Необходимо осознать, что, при сложившихся культурно-исторических типах, другая религия, – есть религия другого народа, который реализует свои религиозные устремления, формируя свой тип государственности.
Как уже было сказано, свои религиозные устремления народ оформляет слоем культуры, где в литературных произведениях, в живописи, в архитектуре и скульптуре, в песнях и танцах, в оформлении бытовых предметов и одежды отображаются религиозные (фантастические, мифические, оккультные, либо религиозно-философские) представления о мироздании, о мировых силах и их отношениях с человеком. По характеру культуры легко определить те высшие силы, которым осуществляется массовое поклонение, которые являются предметом религиозного верования.
Важнейшим институтом, создаваемым народом в том числе и в структуре государства, является система образования, которая служит главным образом средством воспроизведения в следующих поколениях религиозно-мировоззренческой парадигмы, соответствующей духовному самоопределению народа, а следовательно и его культуре. Именно культура народа является основным содержанием образования, в то время как религиозный идеал выступает источником духовных целей и смыслов самой культуры и образования.
Картина общих представлений была бы не полной, если не учесть того факта, что народ состоит из отдельных личностей, имеющих свободу религиозного самоопределения. Кроме того, согласно с традиционными представлениями всех религий авраамического комплекса, поврежденность грехом природы приводит к раздроблению, разделению и вражде между отдельными частями такого сложного организма, как народ и созданное им государство.
Противоречия внутри этногосударственного организма могут касаться не только экономической сферы жизни, но главное – они могут перейти в область исповедуемой народом религии, что либо преодолевается народом, либо приводит к распаду общества и государства.
Антагонизм религиозных устремлений может приводить к формированию отдельной и особой части общества, которая у исследователя Французской революции Огюстена Кошена получила название «малый народ». Тема «малого народа», который мы в дальнейшем, дабы избежать путаницы, будем именовать псевдонародом, в отношении России достаточно полно раскрыта в работах И. Р. Шафаревича.
Псевдонарод, по Шафаревичу: «это среда, где вырабатывался необходимый для революционного переворота тип человека, которому враждебно и отвратительно то, что составляет корни нации, ее духовный костяк: религия, традиционное государственное устройство, нравственные принципы», верность идеалам, гордость своей историей, любовь к природе и укладу жизни людей родного края – все это для представителей «псевдонарода» враждебно, представляется смешными и грязными предрассудками, требующими бескомпромиссного искоренения».
Здесь видно, что антагонизм с традиционной верой естественным образом расширяется на все сферы общественного бытия, и из требования иного идеального образа выводится требование иной культуры и, соответственно, иного образования.
В России религиозный антагонизм имеет место быть только между теми, кто покланяется Богу и теми, кто борется с Богом.
Борьба с Богом в своей идеологической основе выступает как нигилизм, что прекрасно показано в замечательной работе иеромонаха Серафима (Роуза) «Человек против Бога». Эта борьба имеет определенную историко-логическую периодизацию, описанную о. Серафимом в терминах последовательных состояний десакрализованного сознания: либерализм, реализм, витализм и нигилизм. Для России эти состояния четко выделены и очерчены: до революции 1917 г. – либерализм; советский атеистический период – реализм; постсоветская эпоха – витализм. Поскольку это эпоха переживается нами в настоящее время, то её следует охарактеризовать хотя бы в нескольких словах.
Наименование – «витализм» – дал С. Роуз нашей эпохе в том отношении, что согласно традиционным христианским (или шире – монотеистическим) представлениям Бог – есть Жизнь. «Смерть Бога» (по выражению Ницше), – есть одновременно и утрата жизни. Ощущение утраты жизни вызывает подчас панические настроения и провоцирует гиперактивность в поиске источника жизненности. Поэтому, «витализм есть плод не "свежести" и "жизни", которые с такой безнадежностью ищут его последователи, потому что именно этого им и не хватает, но, напротив, плод разложения и безверия, представляющий собой предпоследнюю ступень умирающей цивилизации, которую они так ненавидят».
Таким образом, исходным пунктом перехода в эпоху витализма является поиск духовной компоненты бытия, отсутствие которой, обусловленное господством атеизма и материализма, вызывает беспокойство в массовом сознании, в сознании народа, утратившего свои духовные и культурно-исторические корни. Но, беспокойство виталистической эпохи имеет целый ряд особенностей, которые не встречались в предыдущей истории. Первой такой особенностью является масштаб этого явления: «Впервые за всю историю беспокойство распространяется сегодня настолько широко, что представляется почти всеобщим». Второе и, пожалуй, главное это страшный диагноз неизлечимости этой духовной болезни: «"Обычные" лекарства, лекарства здравого смысла, по-видимому, не способны оказать на него никакого воздействия, наоборот, только усиливают его» – пишет Серафим Роуз.
Псевдонарод, в отличие от народных масс, не просто не принимает Бога, но активно борется с Ним, что требует создания определенных внутренних структур, среди которых мы можем выделить в первую очередь «эзотерическое ядро», истинной религией которого является богоборчество, и дегенеративный слой, окружающий это ядро и защищающий его. Дегенеративный слой составляют люди не только погрязшие в противоестественных грехах и пороках, но и всеми силами стремящиеся их оправдать и легализовать в обществе. Второй компонент защиты эзотерического ядра – секты. Но, если секты практически бесплодны в отношении культуры, – вряд ли можно найти великих писателей, философов, музыкантов и пр. среди баптистов, иеговистов, мунитов и т. д., то у дегенеративного слоя присутствует гиперактивность в создании псевдокультуры.
Именно этот слой, именующий часто себя элитой общества, порождает то, что можно отнести к молодежным субкультурам, которые, конечно же, не могут возникать в молодежной среде, но создаются специальными институтами и навязываются молодежи через средства массовой коммуникации и агрессивную рекламу. Именно этот слой наиболее заинтересован в деформации образования, в захвате образовательной системы государства, поскольку через эту систему достигается самое эффективное подавление традиционной религиозной устремленности народа, производится смещение его конфессиональной и культурной самоидентификации.
Теперь имеет смысл перейти непосредственно к анализу процессов, происходящим в системе образования России.
Для большинства представителей педагогической общественности ясно, что российская система образования переживает глубочайший кризис за всю историю своего существования. Даже переход от дореволюционной России к России большевистской не достигал того критического уровня всеобщей неудовлетворенности, какой имеет место в настоящее время. В 20-е годы прошлого столетия был сразу же явно указан вектор проводимых преобразований, определяемый в духовно-нравственной области богоборчеством и атеизмом, а в сфере прикладных дисциплин ориентацией на научно-технический прогресс и индустриализацию страны. После разгрома троцкизма с его идеологией перманентной революции силовые линии образовательной политики были направлены к семейному, патриотическому и трудовому воспитанию, к профессиональному обучению разного уровня и направлений. Фундаментальным недостатком школы советского периода была утрата высших целей, ценностей и идеалов, которые не могут иметь места в догматах атеистической религии и вытекающей из неё материалистической философии.
Современный кризис основным источником имеет то, что проводимые реформы осуществляются на основе эзотерических доктрин псевдонарода, только частично освещенных в литературе, описывающей общие направления осуществляемых деформаций. Сюда относятся, например положения, прописанные в документе 2001 года[1] «Стратегия модернизации содержания общего образования», где в частности провозглашается:
· «отказ от ориентации на долговременное усвоение тех знаний, которые являются лишь базой для обобщений более высокого уровня»;
· «отказ от сциентистского и предметоцентристского подходов к построению содержания учебных материалов, предполагающих ориентацию на логику науки в её структурной и содержательной полноте»;
· Переход к компетентностному подходу, со «структурой ключевых компетентностей».
Данные материалы подготовлены рабочей группой в рамках программы Минобразования России и Национального Фонда подготовки кадров «Совершенствование и развитие системы государственных образовательных стандартов и тестирования» (координатор группы – А.А.Пинский)[2]. Указано, что при разработке данного документа были использованы материалы, подготовленные Всемирным банком, Британским советом, а также Российскими организациями: Государственным университетом Высшая школа экономики, Форумом «Российская школа» и некоторыми другими.
Логическим дополнением к этим положениям является опубликованный в «Издательском доме ГУ ВШЭ» материал авторского коллектива под руководством Я. Кузьминова и И. Фрумина (при участии Всемирного банка и МВФ) «Российское образование – 2020». Здесь ставится задача доведения реформы образования до логического конца на основах коммерциализации, антиисторизма и антипедагогики. Это видно, например из того, что педагогические ориентиры авторов-разработчиков лежат в области «несистемности образования», на фундаменте «формирования открытого рынка образовательных программ и модулей вместо заранее установленного стандарта»[3]. Этот документ опубликован в 2008 г., что говорит о неизменности планов по деформации и разложению российского образования, и реализацию этих планов мы наблюдаем в настоящее время. Поэтому новый виток реформы воспринимается как углубление тех негативных процессов, которые были инициированы и получили развитие в постсоветский период.
Имеются веские основания считать, что проводимая реформа направлена не на повышение образовательного уровня народа, а наоборот, содействует не только снижению образовательного уровня, но и ведет к дебилизации молодого поколения. Об этом свидетельствуют все данные о «достижениях» в сфере образования и о результатах этих «достижений» – степени образованности учащихся за последние 20 лет. В декабре 2010 г. специальная комиссия ОБСЕ опубликовала результаты исследования уровня грамотности школьников из различных стран. Россия в этом списке заняла позорное 43-е место из 65. Основная причина неграмотности наших школьников – в экспериментальных методиках обучения родному языку. Желание извратить методику с целью формирования у детей нелюбви к родному русскому языку и чувства неполноценности, заставляет изобретать опасные для психического здоровья так называемые «инновационные методики». Не лучше обстоят дела и с изучением математики.
Анализ результатов непрерывного реформирования системы образования позволяет утверждать, что то, что нами воспринимается как кризис, является в действительности целенаправленной политикой, которую представители псевдонарода – высокопоставленные чиновники государственных структур системы образования России – проводят в интересах иных стран, выполняя установки зарубежных менеджеров.
Такая постановка проблемы приводит к необходимости выработки российской педагогической и родительской общественностью собственной программы образования наших детей, ограждая их по возможности от навязываемых прозападных кальвинистско-капиталистических идеологий и религиозных концепций демонического толка, к которым в первую очередь относятся психоанализ, прагматизм и атеистический экзистенциализм.
Фрейдизм. Исходно во фрейдизме закладывается обоснование и оправдание истекающего из глубинной компоненты человеческого естества – «Оно» – темного и практически неуправляемого влечения к порокам. Перенося свои идеи на социальную и культурную сферы, Фрейд прибегает к неоправданно широким обобщениям. Он оценивает культуру и цивилизацию как оказывающие негативные последствия на индивида. Природная склонность человека к агрессии и деструктивности в его концепции является матрицей формирования социальных структур, культурного и цивилизационного развития, она есть источник и причина кризиса культуры и цивилизации. Люди, подчеркивает он, постоянно находятся в страхе и беспокойстве от новых достижений науки и техники, поскольку они могут быть использованы против человека. Сами социальные институты, регулирующие отношения между людьми в семье, обществе и государстве начинают восприниматься как чуждая и непонятная сила, противостоящая человеку, жаждущему свободы реализации влечений, истекающих из «Оно».
Здесь весьма существенно то, что во фрейдизме подготовляется легализация известных сатанинских принципов освобождения от всего, что мешает удовлетворению страстей. Фрейдистским представлениям может быть противопоставлено только традиционный христианский взгляд на человека, как на образ Божий, который должен раскрыться в борьбе с поврежденностью грехом природы.
Прагматизм. Религиозной основой прагматизма, как и многих иных философских течений, является протестантизм. Прагматизм наиболее тесно увязан с протестантизмом кальвинистского толка. Для кальвиниста главная проблема – убедиться в своей богоизбранности. Для этого есть только один способ – ощутить себя «орудием божьим». Критерий этого ощущения, с точки зрения протестантской доктрины, вполне объективен, это – успех, любой земной успех, в любой деятельности.
Прагматисты обратили внимание на то, что для успешного действия не всегда нужно обладать истинным знанием. Родоначальник прагматизма Ч. С. Пирс, мышление рассматривал как вспомогательную функцию по отношению к действию. Объектом его (как и всех прагматистов) нападок является понимание познания как отражения независимой реальности, а истины – как соответствия действительности.
У другого последователя прагматизма У. Джемса эти мысли облечены в следующую форму: «Наличность действительности принадлежит ей; но содержание её зависит от выбора, а выбор зависит от нас… Действительность нема, она ничего не говорит о себе. Мы говорим за неё». Отечественные последователи прагматизма в образовании в полном соответствии с этими установками объявляют: «Каково сознание, такова и реальность данного человека. Не существует реальности единой для всех».
В одном пособии по компетентностному подходу провозглашается: «Наука теперь – это не истина, а версия, множественность и параллельность разных систем объяснения мира». Законный вопрос: а какую же версию выбрать, какая из них истинна, хоть в каком-либо смысле? Ответ можно найти у Джемса, который трактует истину, как одну из «рабочих ценностей в опыте», как то, что является «просто выгодным в образе нашего мышления». Т. е. из всего множества версий «систем объяснения мира» следует выбрать ту, которая дает выгоду в образе мышления, а значит и в действии. Иными словами, надо выбирать то мировоззрение, которое приносит успех.
Крупнейший представитель этой философии, много сделавший для внедрения своего направления прагматизма – инструментализма – в образовательную систему США, Дж. Дьюи также категорически отрицает всякую независимую или объективную реальность. Соответственно все научные понятия, принципы, законы лишаются у него познавательного значения, что дает основание сделать вывод об отсутствии объективности в данных науки.
Не лишним будет привести характеристику инструментальной логики Дьюи со стороны Пирса, который определил её как «дебош неряшливого сознания». В борьбе с производимым в системе образования «дебошем» эффективным может быть только представление о мире, как творении Божьем, где происходит самоопределение народов и каждого отдельного человека в отношении Истины.
Экзистенциализм. Важнейшим дополнением к психоанализу и прагматизму, как характерным философским направлениям эпохи витализма, является ещё одно течение, развившееся не только в «элитном», но и в массовом сознании – это экзистенциализм. Понять появление этой линии в спектре социально-философских движений можно только из анализа причин кризиса, поразившего всё духовное пространство либерального и десакрализованного мира. В атеистическом экзистенциализме (именно он будет в основном рассматриваться в дальнейшем), как ни в каком ином религиозно-философском течении, отразилось с максимальной концентрацией инфернальное восприятие действительности, потерявшей свою устойчивость. Экзистенциализм ярче и полнее других философских систем фиксирует утрату жизни, как таковой, а потому, более всего соответствует наименованию всей эпохи – витализм. «Реализм, неистово стремясь к истине, уничтожает эту истину – пишет Серафим (Роуз), – подобно и витализм, ища жизнь, начинает издавать запах смерти. Витализм последнего столетия служит безошибочным симптомом усталости мира, а в его пророках еще сильнее, чем в философах мертвого либерализма и реализма, проявился конец христианской Европы. Витализм есть плод не "свежести" и "жизни", которые с такой безнадежностью ищут его последователи, потому что именно этого им и не хватает, но, напротив, плод разложения и безверия, представляющий собой предпоследнюю ступень умирающей цивилизации, которую они так ненавидят»[4].
Психоанализ имеет своей целью показать человеку то темное, что содержится в его душе, убедить, что «Оно» имманентно самой природе человека, и как более древнее и фундаментальное, не только непобедимо, но и в конечном итоге должно получить господство над человеком. Прагматизм, развивая идеи непознаваемости мира и человека, дополняет положения психоанализа тем, что, «Оно» вполне законно может осуществлять своё господство в «богоизбранных», успешных, являющихся «сосудом воли Божией» людях, которые, действуя в «проблемных ситуациях» на основании иррациональных импульсов, поступающих из «Оно», реализуют бессмысленную[5] (с точки зрения человека!) волю Божью в человечестве. Общее, что объединяет психоанализ с прагматизмом, это то, что агностицизм получает в них доминирующее положение. Общество, воспринявшее близкие ему по духу, нигилистические идеологии «оказалось лишенным разума, так как оно понимает разум лишь в инструментальном смысле, сводя разум лишь к соотношению целей и средств. Тогда разум способен рационализировать лишь выбор средств, но не выбор целей. Критерием разумной деятельности становится в конечном счете лишь экономическая эффективность: как достичь заданной цели в кратчайшие сроки и избежав нежелательных побочных последствий? Таким образом, можно рационализировать лишь отдельные участки или сектора общества, однако общество в целом остается во власти иррациональности и, лишенное управления, движется навстречу новым катастрофам»[6].
Говоря о катастрофах, Рормозер имеет в виду, как две прошедших мировых войны, так и экологические и социальные катаклизмы будущего, обусловленность которых им связывается с распадом христианского миропонимания: «Если после распада традиционной картины мира общество не может противопоставить нигилизму ничего другого, кроме массового потребления и массового гедонизма, если общество не в состоянии предложить всем какое-то новое осмысление жизни, тогда людям не остается ничего, кроме псевдореволюционной эйфории и акций насилия. Одни впадают в полную апатию, другие цинично используют все возможности эгоистичного удовлетворения своих потребностей»[7].
Алогичность массового сознания, фиксирующего интенсивный распад общества, позволяет обвинить в сложившейся ситуации то, что на протяжении всего «нового времени» питало надежды народов, – т. е. разум. «Из этой ситуации – совершенно верно пишет Г. Рормозер, – делаются, однако, такие выводы, что поскольку рациональная и целенаправленная деятельность стала инструментом репрессивного господства, то получают оправдание произвольные акты саботажа как протест против бесчеловечной судьбы индивида»[8].
Таким образом, общество, распадаясь, генерирует ситуацию бессмысленности, в которой находится каждый отдельный человек, а сама эта бессмысленность становится в общественном сознании доминирующим фактором истории, что именно и определяет содержание экзистенциальной доктрины. Собственно история, как таковая, как целенаправленный процесс, подчиняющийся логике, а потому и понимаемый логически мыслящими людьми, исчезает. Человек перестаёт быть историческим человеком, и как следствие, перестаёт быть определенным человеком, – он становится простым бытием: «Атеистический экзистенциализм, – пишет Сартр, – … учит, что если даже бога нет, то есть по крайней мере одно бытие, у которого существование предшествует сущности, бытие, которое существует прежде, чем его можно определить каким-нибудь понятием, и этим бытием является человек, или, по Хайдеггеру, человеческая реальность. … Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет»[9].
«История, по Ясперсу, сама ситуация (до размеров общества разросшиеся обстоятельства человеческой жизни), и в качестве свободной личности единичный человек просто пребывает в ней. Он стихийно вовлечен "заброшен" в историю, а не конструирован ею»[10].
М.К. Мамардашвили с достаточным основанием говорит, что «фактически "подлинного" человека экзистенциализм описывает как существо, выпадающее из всякой организации общества и общественного сознания (принятой системы мыслей, идеологии, моральных, юридических норм и т.д.), которое в данном обществе господствует. И именно где-то в конечном пункте этого поиска своей индивидуально-человеческой подлинности личность (раз она уж за это дело взялась) оказывается одинокой самым чудовищным образом. Отбросив все «неподлинное», она оказывается наедине со своим бытием, с бездонной пропастью "ничто" – бессмысленностью и недостижимостью всего и вся».
… Поэтому на передний план в экзистенциализме выступают настроения пессимизма или агрессивного своеволия одинокой, изолированной личности. "Действительно человеческим содержанием жизни" оказывается ее иррациональное подполье, где позиции социального критицизма и протеста неминуемо перемешаны с позициями социального нигилизма и отчаяния, антиинтеллектуализма и мифотворчества, а чаще всего самого худшего конформизма, где личность «вполне искренне», "из глубин своей души" разделяет все те же стихийные предрассудки и иллюзии обыденного сознания своей эпохи»[11].
Массовое сознание российского общества при социализме к моменту развала страны уже было пропитано экзистенциалистскими настроениями и прагматическими установками. Т. е. новый (постсоциалистический) капитализм в России возникает как деформация и деградация сознания, в котором начинает преобладать раздробленность и хаос. Естественно, что экзистенциалистские настроения становятся явными и усиливаются в результате реальных разрушительных процессов, которым индивидуальному десакрализованному сознанию нечего противопоставить.
В. И. Слободчиков пишет по этому поводу: «Отсутствие веры в Бога – как Источника абсолютного Добра, в Его заповеди – как единственной основы нравственности и "собственно человеческого в человеке" привело к тому, что после снятия идеологического прессинга, наше сознание, особенно у молодежи, оказалось практически беззащитным перед постмодернистскими идеологиями. Оказалось беззащитным перед опасностью массового растления, разврата, порнографии, наркотиков»[12].
Но, такое сознание по сути своей есть сознание сектантское, а в пределе – суицидное, на что и указывает А. Камю: «если вселенная внезапно лишается как иллюзий, так и познаний, человек становится в ней посторонним. Человек изгнан навек, ибо лишен и памяти об утраченном отечестве, и надежды на землю обетованную. Собственно говоря, чувство абсурдности и есть этот разлад между человеком и его жизнью»[13], который ставит вопрос «в какой мере самоубийство есть исход абсурда».
Естественно, что чувство абсурдности мира не дает оснований для его познания: «Отказав в доверии объективному историческому процессу, «философия существования» лишает доверия и научно-теоретическое познание, которое мыслимо только как исторически преемственное, передающееся от поколения к поколению, проверяемое, уточняемое, предполагающее возможность бесконечного приближения к своему объекту»[14]. Таким образом, констатируется, что наука, как впрочем, и какое-либо целостное учение, определяющее мировоззрение человека, вообще не есть необходимое содержание сознания, которое живет «в себе» в первую очередь воображением[15]. Столкновение с реальным миром означает крах воображаемого: «...Реальность, – пишет Сартр, – всегда сопровождается крахом воображаемого, даже если между ними нет конкретных противоречий, ибо их несовместимость проистекает из их природы, а не из их содержаний»[16].
Реальный мир, о котором философствует экзистенциализм, – это «универсальное не то», полное отсутствие чего-либо, соответствующего человеческим ожиданиям, образам, понятиям. Быть реальным – значит оказываться чуждым сознанию, а в пределе – абсурдным. В «Мифе о Сизифе» Камю пишет: «В мире, который окружает, задевает, подталкивает меня, я могу отрицать все, кроме этого хаоса, этого царственного случая, этого божественного равновесия, рождающегося из анархии. Не знаю, есть ли у этого мира превосходящий его смысл. Знаю только, что он мне неизвестен, что в данный момент он для меня непостижим»[17]. Только такое понимание мира соответствует, по мысли Сартра, подлинному атеизму, последовательному убеждению в том, что Бога не существует. «Экзистенциализм – это не что иное, как попытка сделать все выводы из последовательного атеизма»[18].
Соответственно одной из главных задач «философии бытия» Сартр видит в критике непоследовательного (в том числе и Марксовского) атеизма, который, отрицая веру в сверхъестественные высшие силы, упорядочивающие космос, сам исповедует их, признавая разумность природы. Таким образом, «непоследовательный атеизм» сохраняет от религии веру в разумность самого бытия, и из этой веры черпает обоснование законов нравственности, тем самым, продолжая выполнять функции традиционных религий, подавляющих человеческую свободу. Только признание неупорядоченности мира (ибо нет Того, Который бы смог победить хаос) и абсолютной нравственной свободы человека является подлинным атеизмом. Как следствие, подлинный атеизм не может признавать наличие целенаправленного исторического процесса, который бы являлся следствием внешнего по отношению к человечеству упорядочения жизни. Таким образом, «абсурд» в экзистенциализме становится философской категорией, наиболее верно отражающей и состояние мира, и состояние сознания человека.
Возникает естественный вопрос: что же собственно представляет собой (атеистический) экзистенциализм?
В первую очередь, необходимо отметить, что экзистенциализм отражает реальное состояние массового сознания в эпоху витализма. Этому сознанию свойственно видение мира в хаотическом состоянии, что является следствием утраты объединяющего всё и вся духовного Центра. Это замечательным образом отразилось в виталистическом искусстве, которое естественно с наибольшей полнотой представлено было на Западе уже в начале XX века, поскольку там эпоха витализма началась гораздо раньше. Характеризуя это искусство (на примере Пикассо) Н. Бердяев пишет: «живопись, как и все пластические искусства, была воплощением, материализацией. Высшие подъемы старой живописи давали кристаллизованную, оформленную плоть. Живопись была связана с крепостью воплощенного физического мира, и устойчивостью оформленной материи»[19]. Теперь же «в современной живописи не дух воплощается, материализуется, а сама материя дематериализуется, развоплощается, теряет свою твердость, крепость, оформленность. Живопись погружается в глубь материи и там, в самых последних пластах, не находит уже материальности»[20]. Такое видение можно отнести к изменению сознания, которое произошло не только у людей искусства, – они лишь более чутко уловили и профессионально выразили это видение, – но и у большинства тех, кто восхитился этим новым видением, принял его как соответствующее собственным ощущениям.
Интересуясь проблемой духовной безопасности в сфере образования, следует остановиться на том, что для массового сознания восприятие окружающей действительности можно охарактеризовать словами: фрагментарное, расщепленное, отрывочное, клиповое. Сознание, характеризуемое подобным образом, с точки зрения системного подхода, свидетельствует о распаде, разложении, что в отношении к человеку может именоваться в зависимости от степени разложения, болезнью и даже смертью. В.И. Слободчиков связывает утрату целостности сознания с исчезновением «субъекта познания»: «Остановлюсь … на резкой смене самого статуса знания в европейском самосознании и последствий этого для антропологического уровня реальности. Данную смену можно обозначить довольно распространенной постмодернисткой формулой: это – смерть субъекта, которая означает исчезновение такой метафизической инстанции в человеке, как субъект познания, который господствовал в классической европейской философии от Декарта до Гегеля. Смерть субъекта познания повлекла за собой целую цепь смертей: на рубеже XX столетия было объявлено – "Бог умер!", а столетний период расчеловечивания человека привел к печальной констатации, что и "Человек умер!", по крайней мере – в европейском варианте модели человека. Кризис европейской модели человека сегодня обнаруживает себя в расщеплении ее на множество самых разных, но уже фантомальных моделей. Так, появился фрейдистский человек, скиннеровский – крысоподобный человек, репертуарно-ролевой человек, человек потребляющий, человек играющий и несть числа таким человекам»[21].
Экзистенциалистский человек – человек абсурда, человек расщепленного сознания, лишенный духовного стержня, может с полным правом считаться человеком сектантским. Сектантство, как итог расщепления духовного мира и нравственных понятий – есть естественное состояние сектантского человека.
Беспокойство, о котором пишет православный иеромонах Серафим (Роуз) и беспокойство экзистенциалистов–атеистов – это одно и то же беспокойство. «Экзистенциалисты, напротив, обеспокоены отсутствием бога, так как вместе с богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Не может быть больше блага a priori, так как нет бесконечного и совершенного разума, который бы его мыслил. И нигде не записано, что благо существует, что нужно быть честным, что нельзя лгать. … человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал, и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает»[22]. В этой безграничной свободе сектантский человек, по мысли Сартра должен проявить самостояние, смелость жизни. Но именно жизнь как таковая исчезает, если нет для человека Источника жизни, и остается одна отчаянная и безнадежная смелость. И сектантский, обеспокоенный человек с радостью слышит призыв сатаниста А. Кроули «делай, как хочешь, делай что изволишь»[23], который провозглашает наступление новой эры, где «каждый человек сможет сам лично управлять, контролировать свою судьбу и своей волей подчинить всю вселенную»[24].
Молодежный максимализм, который гораздо легче мыслит о вселенских проблемах, чем о делах требующих приложения усилий и терпения, с легкостью усваивает идеи и призывы Кроули, получившие столь серьёзное обоснование в идеологии психоанализа и экзистенциализма. Но, надо отдавать себе отчет, что воспитание человека – гражданина и патриота, человека – семейного и ответственного, – на этой основе не возможно.
Более того, картина мира, изображаемая экзистенциализмом, никак не способствует тому обучению, содержание которого традиционно находится в центре учебных программ и планов, т. е. научным дисциплинам. Именно экзистенциалистское мироощущение легко сдаёт позиции научного содержания в образовании, уступая прагматизму оккультной практики и бессвязным эзотерическим учениям.
В первую очередь страдает такой предмет как история. Например, участники круглого стола «История победы в вопросах ЕГЭ», который прошёл 6 мая 2009 года в одном из информационных агентств северной столицы, отметили «катастрофическое снижение уровня знания истории»[25]. В первую очередь здесь сказывается то, что утерян смысл истории, которая представлена, если не как абсурд, то исключительно как калейдоскоп театральных действий, хотя и имеющих смысл в каждом эпизоде, но часто не связанных между собой. Аналогичный вывод делается в работе Т.П. Путятиной: «Сегодня ни школа, ни вуз не решают в полной мере проблемы формирования исторического мышления. Исторический процесс предстает перед школьниками нередко как набор дат, имен, событий. Это приводит к тому, что учащимся и студентам не удаётся проследить причинно-следственные связи в истории, понять закономерности исторического развития»[26]. Поэтому совершенно справедливо Путятина считает, что «сегодня структуры исторического сознания, стремительно насыщаются мифами, легендами, недостоверными сведениями. Научная составляющая постепенно вымывается из структур исторического сознания общественных субъектов, замещаясь обыденными знаниями и ложными суждениями»[27].
Вымывание научной составляющей и связанное с этим снижение уровня логического мышления фиксируется и в естественных науках. «Как показали результаты тестирования школьников и студентов, уровень сформированности эмпирических знаний довольно низок. Коэффициент сформированности знаний физических фактов составляет 0,5, то есть только в половине случаев учащиеся в состоянии предсказать результат опыта, исходя из его условий. Умение описывать эксперимент, доказывающий данный факт или эмпирический закон, сформировано в еще меньшей степени. Планировать эксперимент, доказывающий данное теоретическое положение, учащиеся практически не умеют»[28].
[1] Стратегия модернизации содержания общего образования: Материалы для разработки документов по обновлению общего образования. – М.: 2001. (© ООО "Мир книги", 2001) http://www.ed.gov.ru/ob-edu/noc/rub/strateg/448/
[2] Стратегия модернизации содержания общего образования: Материалы для разработки документов по обновлению общего образования / координатор группы – А.А. Пинский // Минобразования России и Национальный Фонд подготовки кадров «Совершенствование и развитие системы государственных образовательных стандартов и тестирования» – М.:2001
[3] Российское образование – 2020: модель образования для экономики, основанной на знаниях». – М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2008. с. 12.
[4] Серафим (Роуз), иеромонах. Человек против Бога. – М.: Российское Отделение Валаамского Общества Америки. 1995. –
[5] Бессмысленную потому, что человек в принципе не способен понять, почему одни люди избраны Богом, а другие отвергнуты. В самой постановке проблемы богоизбранности в кальвинизме заложена бессмысленность, которая эффективно эксплуатируется в таких религиозно-философских направлениях, как психоанализ, прагматизм, экзистенциализм и пр.
[6] Рормозер Г. Кризис либерализма. / Пер. с нем. – М., 1996. – 298 с. http://www.philosophy.ru/iphras/library/rormoz.html
[9] Сартр Ж.П. Экзистенциализм – это гуманизм. //Сумерки богов. – М.: Политиздат. 1990. – 398 с.
[10] Буржуазная философия XX века. – М.: Изд. политической литературы. 1974 г. – стр. 225.
[11] Мамардашвили М.К. Категория социального бытия и метод его анализа в экзистенциализме Сартра. http://www.philosophy.ru/library/mmk/sartre.html
[12] Слободчиков В. И. Антропологический кризис в современной европейской культуре. Православие.Ru : 7.02.2005 http://www.rusk.ru/st.php?idar=6404
[13] Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. – М.: Политиздат, 1990. – стр.26.
[14] Буржуазная философия XX века. – М.: Изд. политической литературы. 1974 г. – стр. 218.
[15] Ж.-П.Сартр. Воображение. http://www.biblioteka.teatr-obraz.ru/node/6997
[16] J.-P. Sartre. L'imagination. Paris, 1936, p. 188.
[17] Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. – М.: Политиздат, 1990. – стр.51.
[18] Сартр Ж.П. Экзистенциализм – это гуманизм. http://scepsis.ru/library/id_545.html
[19] Бердяев Н. А. Кризис искусства. (Репринтное издание). – М.: СП Интерпринт, 1990. – стр. 8,9.
[21] Слободчиков В. И. Антропологический кризис в современной европейской культуре. Православие.Ru : 7.02.2005 http://www.rusk.ru/st.php?idar=6404
[22] Сартр Ж.П. Экзистенциализм – это гуманизм. http://scepsis.ru/library/id_545.html.
[23] Конь Р.М. Общество будущего. Модели современного сектантства. // Духовная безопасность нас и наших детей. (Материалы конференции). – СПб.: САТИС. 2008 – стр. 18.
[25] История Победы в вопросах ЕГЭ http://verav.ru/common/message.php?table=news&num=8426
[26] Путятина Т. П. Формирование исторического сознания школьной молодежи в условиях трансформации российского общества. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата социологических наук. http://www.mosgu.ru/nauchnaya/publications/2007/abstract/Putiatina_TP/
[28] Майер Р.В. Проблема формирования эмпирических знаний по физике. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора педагогических наук. – СПб. 1999 г.http://maier-rv.glazov.net/aref/autoref.html.