Иерей Дмитрий Фетисов,
ассистент кафедры Теологии
Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина
Отношение святителя Феофана к научному знанию
Эпоха, в которой жил святитель Феофан, ознаменована одним из важнейших этапов развития понятия науки и научного звания. В XIX веке наука стала профессиональной, а понятие «ученый» стало означать не просто образованного человека, а профессию определенной части образованных людей. В это время сложились основные институты современной науки, а возрастание роли науки в обществе привело к ее включению во многие аспекты функционирования целых государств. Мощный толчок этим процессам дала промышленная революция, в которой научное знание переплелось с технологическими достижениями. Развитие технологий стимулировало развитие науки, а последняя, в свою очередь, создавала фундамент для новых технологий.
В это же время модернизируются религиозно-философские основания науки. В этот период начинается становление т.н. неоклассической науки, отличительной чертой которой является сциентизм (от лат. scientia - знание, наука), мировоззренческая позиция, в основе которой лежит представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире. Идеалом для сциентизма выступает не всякое научное знание, а прежде всего результаты и методы естественнонаучного познания. Одновременно возникает и противоположная позиция – антисциентизм, подчёркивающий ограниченность возможностей науки, а в своих крайних формах трактующий её как силу, чуждую и враждебную подлинной сущности человека [1].
Противоборство сциентизма и антисциентизма принимает особенно острый характер в условиях научно-технической революции. С одной стороны, научный прогресс открывает всё более широкие возможности преобразования природной и социальной действительности, с другой стороны – социальные последствия развития науки оказываются далеко не однозначными, а в обществе нередко ведут к обострению коренных противоречий общественного развития [2].
Конечно, свт. Феофана Затворника можно охарактеризовать как антисциентиста. Но в какой мере? Некоторые исследователи данного вопроса приходили к весьма крайним мнениям. Известно мнение знаменитого философа Н. Бердяева. Он, оценивая труды Вышинского затворника утверждал: «Он гносимах. Наука есть лишь придаток или случайность. Он боится юности и предостерегает от ее опасностей. Все это значит, что он враждебен пробуждению творческих сил в человеке» [3].
Утверждение Бердяева легко проверить, т.к. святитель много писал по этому вопросу. В книге «Что есть духовная жизнь, и как на неё настроиться» он пишет: «Когда вы обдумываете, то тут нет еще определенной мысли. Мысль определенная установляется, когда найдете решение какого-либо из вопросов.<...> Тогда рассудок ваш обращается к другим предметам, а сложившаяся мысль сдается в архив душевный - память, откуда по требованию нужды берется как пособие к решению других вопросов, как средство к слаганию других мыслей. Совокупность всех сложившихся таким образом понятий составляет образ ваших мыслей, который вы и обнаруживаете при всяком случае в речах своих. Это есть область вашего знания, добытого вами трудом мысленным. Чем больше у вас решено вопросов, тем больше определенных мыслей или понятий о вещах; чем больше таких понятий, тем шире круг вашего знания. Таким образом, как видите, выше памяти и воображения у вас стоит рассудок, который своим мыслительным трудом добывает для вас определенные о вещах понятия или познания. Не на всякий вопрос удается нам добыть определенный ответ. Большая часть их остается нерешенными. Думают-думают, и ничего определенного не придумают. Почему говорят: может быть, так, а может быть, этак. Это дает мнения и предположения, которых в общей сложности у нас не больше ли, чем сколько есть определившихся познаний.
Когда кто, обсуждая известный класс предметов, добудет сам и от других позаимствует так много определенных о них мыслей и понятий, а нерешенное в них успеет дополнить такими удачными мнениями и предположениями, что может счесть этот круг предметов достаточно познанным и уясненным, тогда приводит все добытое в порядок, излагает в связи и последовательности и дает нам науку о тех предметах. Наука - венец мыслительной работы рассудка. Все это я рассказываю вам затем, чтобы яснее вам было, в чем должна состоять естественная, законная деятельность нашей мыслительной силы. Научниками быть дано очень немногим, не всем можно и проходить науки, но обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно, и должно» [4].
Итак, святитель говорит о том, что занятие наукой – итог «законной», то есть не противоречащей христианским идеалам работы мысли, но оно не может быть конечной целью бытия человека и человечества, что научные достижения могут превратиться для него, как скажет потом поэт Солодовников в «удобное кресло к финалу спектакля» [5] всей жизни. И, конечно, удерживает нас святитель от абсолютизации достижений науки, говоря о ней как о смене парадигм, обусловленной неизбежным соседством в науке известного и неизвестного, познаваемого и непознаваемого, и призывая не забывать ограниченность человеческого познания. «В моду вошло выставлять науку как царственную некую особу. Особа эта – мечта. Ни одной у нас науки нет, которая установилась бы прочно в своих началах. …Пред женщинами ныне преклоняются. И науку выставили как какую красавицу, делают перед нею книксен. Из сего можете вывести, что и ваша наука – тоже ваши соображения. И вы можете господственно относится к ней и выдрессировать её, как вашей душе угодно»[6].
Научные изыскания святитель относит к области весьма необходимой для развития человека – душевной. В его трудах четко прослеживается мысль о необходимости давать достаточно соответствующей пищи не только духовной, но и душевной и телесной сторонам человеческого естества. «…занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего… зачем же бросать это занятие?...не вижу тут ничего противного духовной жизни»[7].
Вот вкратце взгляд святителя на науки естественного характера.
Отдельно следует рассмотреть его взаимоотношения с гуманитарным направлением научного знания. Следует сказать, что святитель сам был весьма плодовитым и выдающимся деятелем гуманитарной науки, в первую очередь как филолог, знаток древних языков, в особенности греческого, много потрудившийся в деле перевода святоотеческого наследия на русский язык. Правда, здесь Вышинский затворник часто проявляет себя не как патролог с академическим складом ума, а прежде всего как пастырь.
Так многие ставят ему в вину то, что при переводе Добротолюбия он иногда пересказывает текст, теряя при этом многие филологические и богословские тонкости. Уже это характеризует его как весьма творческого исследователя, который для достижения главной цели, поставленной себе, а именно цели пастырского назидания, не боялся отступать от схоластичного канона, царствовавшего в ту эпоху в сфере духовного образования. Это опровергает мнение о святителе некоторых исследователей. Так, протоиерей Дмитрий Предеин пишет: «Будучи типичным представителем системы духовного образования Русской Православной Церкви, святитель Феофан неизбежно должен был впитывать в себя дух той западной схоластики, под влиянием которой находилось русское православное богословие до начала XX века. В сфере догматики он физически не мог отказаться от этой парадигмы мышления...» [8]. Не согласен с о. Димитрием исследователь, корифей патристики протоиерей Георгий Флоровский. Он пишет: «Его церковный кругозор очень раздвинулся. В мировоззрении Феофана есть какая-то вселенская смелость, большая духовная свобода и гибкость, свобода от быта...»
Как литературный деятель святой занимает первое место среди духовных писателей России. Особенного внимания заслуживает прекрасный русский язык, на котором изъясняется этот духовный писатель.
Феофана Затворника многие называют создателем христианской психологии. Если мы посмотрим, на его труды, то увидим в них стройную систему, чётко сформулированную в рамках христианской антропологии. Здесь помимо своих мыслей святитель предлагает определённый план, по которому должна развиваться психологическая наука, если она хочет остаться христианской по своей сути. Он пишет «Вот, по-моему, какова должна быть программа этой психологии. Изобразить состав естества человеческого: дух, душа и тело – и представить систематический перечень всех способностей и отправлений каждой части и затем описать состояние и частей естества, и способностей:
- в естественном состоянии,
- в состоянии под грехом и
- в состоянии под благодатию.
Маленький опыт такой психологии представлен мною в Письмах о христианской жизни…»[9]
Этот подход прослеживается и в таком виде гуманитарных наук как педагогика. "Вся его педагогическая система, – говорит о. Георгий Тертышников, – коренится в идее нравственно воспитывающего обучения. Он признает плодотворным только то образование, которое развивает не только ум, но и главным образом облагораживает сердце. Эта мысль красной нитью проходит по всем его сочинениям, затрагивающим педагогические вопросы"[10] Для него воспитание ребенка – это отнюдь не принуждение к «мироотрицающей аскезе», нездоровым пристрастием к которой страдают многие родители-неофиты. Воспитание по святителю – это взращивание – безусловно, разборчивое – духа, души и тела в их иерархическом устроении.
Итак, краткий перечень научных интересов и практической научной работы святителя Феофана включает в себя психологию, педагогику, антропологию и комплекс филологических наук. В рамках данной работы мы не можем уделить много внимания трудам святителя в области библеистики и богословской науки в целом – а это, безусловно, было магистральным направлением его ученых трудов. Мы постарались показать, что взгляд святителя Феофана на систему светского научного знания – это взгляд христианского трезвения, которое делало святителя не гносимахом, но осторожным исследователем, разборчиво привлекающим для пользы богословских и пастырских трудов достижения светской науки в различных областях знания.
Можно сказать, что святитель относился к науке так, как должен относиться к ней и всякий светский ученый, стремящийся к объективности в своей научной работе. А именно: всякий ученый вместе со святителем Феофаном должен видеть служебное положение как гуманитарных так и «точных» отраслей научного знания, помнить об ограниченности возможностей науки, связанной с ограниченностью человеческих средств и методов познания, и трезво относиться к попыткам отдельных отраслей научного знания принять на себя роль мировоззренческих систем.
[1] См. Т.Г. Лешкевич. Философия науки: традиции и новации. Сциентизм и антисциентизм. http://society.polbu.ru/leshkevich_sciencephilo/ch06_all.html
[2]Антология мировой философии: В 4 т. Т. 3. М., 1972. С. 210.
[3]Бердяев Николай. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 408
[4] Святитель Феофан Затворник. Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться. Собрание писем. – Минск, издательство Свято-Елисаветинского монастыря.,2006. – С.19-22
[5] Солодовников А. А. http://road-crosier.narod.ru/solodovnikov.html .
[6] Феофан Затворник. Собрание писем. «Паломник». Вып. 2. М., 1994. С. 111–112.
[7] Там же. С. 101.
[8] Дмитрий Предеин, протоиерей. Полемика святителя Феофана Затворника со святителем Игнатием Брянчаниновым по вопросу о природе ангелов. http://svtheofan.ru/feofan-zatvornik/Феофановские-чтения-2010/41-vistupleniya-na-sekciyah/178-feofan-zatvornik-ignati-branchaninov.html
[9] Феофан Затворник. Собрание писем. М: Паломник, 1994. Вып. 7. С. 215–216.
[10] Георгий (Тертышников), архим. Светильник земли русской // Богословские труды. Вып. 30. С. 156