Затвор как форма общественного служения свт. Феофана Затворника

В 2011 году, в день смерти святителя, приходящийся на праздник Богоявления, Феофании, одновременно и день его тезоименитства, была совершена Божественная Литургия в домовом храме свт. Феофана в затворе, который так же освящен в честь праздника Крещения Господня.

Святитель Феофан пробыл в полном затворе двадцать два года (1872–1894). В течение этого времени он почти ни с кем не разговаривал лично, почти ни с кем не виделся, кроме своего келейника и, вероятно, врачей, почти никуда не выходил из своей кельи. Но можно ли согласиться с архимандритом Киприаном (Керном), что «уединенная жизнь – есть особая форма служения Богу, но в ней нет места деятельности пастыря»?

В 1866 году святитель Феофан подал в Священный Синод прошение об увольнении на покой в Вышенскую обитель Тамбовской губернии. Митрополит Санкт-Петербургский Исидор (Никольский)[1]и митрополит Московский Филарет (Дроздов)[2]были крайне удивлены таким решением талантливого и деятельного архиерея и пастыря, что отразилось в их переписке. В своём письме митрополиту Исидору от 30 мая 1866 года, разъясняя свои мотивы и побуждения, писал: « Я ищу покоя, чтобы покойнее предаться занятиям желаемым, но не дилетантства [3]ради, а с тем непременным намерением, чтобы был и плод трудов, — не бесполезный и не ненужный для Церкви Божией. Имею в мысли служить Церкви Божией, только иным образом служить»[4].

Перед тем, как подойти к исследованию этого иного способа служения святителя, важно рассмотреть собственно затвор святителя. Естественно, что этот тип подвижничества был им усвоен из церковной традиции, берущей свое начало из подвигов прп. Антония Великого, который считается основателем затворничества.

Затвор ( греч. ἐϒκλεισμός, от ἐϒκλείω – закрывать, запирать, затворять) – особый вид подвижничества, состоящий во временном или постоянном заключении себя в ограниченном пространстве (στενοχωρία, лат. clausa, recluserium). Затворничество является одним из видов отшельничества, так что очень часто эти слова используются как синонимы: «Подвиг св. затворничества имеет большое сходство с подвигом св. отшельничества. Уединенные пещеры служили для св. затворников тем же, чем были глубокие пустыни для св. отшельников; пещеры эти те же пустыни среди жилищ человеческих»[5]. Таким образом, отличительной особенностью затвора является то, что подвижник укрывается не в далеких пустынях, но затворяется ото всех среди монастыря, на окраине города и тому подобное.

Идеалом затворничества является «исихия» или «священное безмолвие». Именно в этом ключе размышляли о затворе преподобные Иоанн Лествичник, Исаак Сирин, Симеон Новый Богослов[6], которых особенно почитал святитель Феофан. Правила подвижнического делания в затворе обобщил прп. Григорий Синаит: «Сидя в келье своей, терпеливо пребывай в молитве во исполнение заповеди апостола Павла (Рим 12. 12; Кол 4. 2). Собери ум свой в сердце и оттуда мысленным воплем призывай на помощь Господа Иисуса, говоря: Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Не поддавайся малодушию и разленению, но поболи сердцем и потруди себя телом, ища Господа в сердце»[7].

Чудно перекликаются с этой цитатой размышления святителя о затворе: «Хотелось бы, говоришь, в затвор. Раненько, да и нужды нет. Один же живешь. Когда-когда кто зайдет. А что в церкви бываешь, это не разбивает твоего одиночества, а утверждает, или дает тебе силу и дома проводить время молитвенно. По временам можно день-другой не выходить, все с Богом стараясь быть. Но это у тебя и так само собою бывает. Так нечего загадывать о затворе. Когда молитва твоя до того укрепится, что все время будет держаться у тебя в сердце пред Богом в благоговении, не выходить из него, и ничем другим заняться не захочет. Этого затвора ищи, а о том не хлопочи. Можно и при затворенных дверях по миру шататься, или целый мир напустить в свою комнату»[8].

В предании Церкви не существует подробных канонических правил для затворников. Сохранилось лишь несколько документов, в общих чертах регламентирующих их образ жизни. Согласно новелле имп. св. Юстиниана I, касающейся церковной жизни, затворники живут обычно около монастырей или в отдельной келье внутри монастыря[9]. Сорок первое правило Трулльского Собора определяет, что затвору должен предшествовать 3-летний подготовительный период послушания, после которого кандидаты проходят испытание, и только через год после этого могут удалиться в затвор, «ибо тогда они подадут совершенное удостоверение в том, яко не ради искания тщетныя славы, но ради самаго истиннаго блага, стремятся к сему безмолвию»[10]. Канонист патриарх Констатинопольский Вальсамон по поводу этого правила замечает: «Великое и дерзновенное дело безмолвствовать в уединении и, как умершему, затвориться в самом тесном обиталище на все время своей жизни»[11].

Так же отличительной чертой затворничества является отсутствие духовного руководства, что требует от подвижника большой опытности и множества добродетелей, особенно смирения и молитвенного духа[12].

Исключает ли затвор общественное служение подвижника? Православная традиция затворничества содержит примеры как тех, кто вовсе удалился от общения с миром по слову ап. Иоанна Богослова: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин 2. 15–16), так и тех, кто приумножал свой подвиг исцелениями и наставлениями ближних. Среди вторых особенно известны затворник Иоанн Ликопольский, который был доступен всем приходящим, он не отказывал во внимании нуждающимся в наставлении и даже сам писал к имп. Феодосию I Великому. Он прожил в своей келье более 48 лет и все это время ни разу не выходил из нее. С приходящими затворник общался через окно, так что к нему можно было приблизиться и видеть его лицо[13]. Другой известный подвижник Затворник Феона, подвизавшийся вблизи поселения, провел «тридцать лет в своей келье в глубоком безмолвии». Народ почитал его за пророка, к нему ежедневно приходило множество больных. «Простирая к ним руку чрез оконце и возлагая на голову каждого с благословением, он исцелял их от всяких недугов»[14].

На Руси первые затворники появились сразу по принятии христианства, особенно прославлены подвижники Киево-Печерского монастыря, около трети всех известных нам затворников подвизалась в этой обители: прп. Антоний († 1073), прп. Исаакий († ок. 1090), прп. Афанасий Затворник (2-я пол. XII в.), прп. Иоанн Многострадальный († 1160), прп. Авраамий Затворник (2-я треть XIII – нач. XIV в.), прп. Иеремия Прозорливый († ок. 1070) и др. Хотя история затвора не прекращается и в дальнейшем течении истории подвижничества на Руси, но можно отметить, что второй расцвет оно переживает вместе с расцветом русского монашества в кон. XVIII-XIX вв., на этот же период приходиться деятельность святителя Феофана.

Теперь мы находим в его жизнеописании преемство с глубокими традициями православного затвора и главное обоснование для его активной общественной деятельности, истоки которого мы находим в подвигах отцов древности.

Итак, когда в 1872 года преосвященный Феофан предался полному затвору в Вышенской пустыни, несмотря на все ограничения, началось новое творческое служение святителя. Мы обозначим только некоторые направления деятельности святителя, который находился вполне в курсе всех новостей мира, Отечества и Церкви.

Первым и чуть не самым главным направлением служения святителя Феофана является, несомненно, его обширная переписка. Ежедневно ему приходило от 20 до 40 писем, и каждый получал ответ и утешение.

Особенно стоит отметить богословские труды свт. Феофана, написанные в период его затвора и составившие многие и многие тома его сочинений. Труды его можно подразделить на три вида: нравоучительные, экзегетические (истолковательные) и переводческие. За эти труды Санкт-Петербургская Духовная академия удостоила его, уже 18 лет находящегося в затворе, степени доктора богословия.

Святитель Феофан был необыкновенно плодовитым писателем и переводчиком. Кроме обширных трудов по аскетике («Путь ко спасению», М., 1908, «Начертание христианского нравоучения». М., 1896; «Святоотеч. наставления о молитве и трезвении». М., 1889; «Что есть духовная жизнь». М., 1904 и др.) им изданы тысячи писем, переведены творения прп. Симеона Нового Богослова, пятитомное «Добротолюбие», древние иноческие уставы, «Невидимая брань» прп. Никодима Святогорца, антология из трудов прп. Ефрема Сирина.

Сам святитель Феофан так пишет о своем наследии: «Писать – это служба Церкви или нет?! Если служба, – подручная, а между тем Церкви нужная; то на что же искать или желать другой?»[15]. Надежды святителя оправдались, и даже после его кончины, слово его назидания не прекратилось.

Активно участвуя в обсуждении церковных вопросов, он настолько был убежден в порочности «новомодной Библии», что надеялся довести это «синодальное сочинение» до «сожжения на Исаакиевской площади». Обсуждение этого вопроса между святителем Феофаном и профессором МДА Горским-Платоновым публиковалось в «Церковном вестнике», «Домашней беседе» и «Душеполезном чтении»[16].

Важно отметить внимание к внешним событиям государства, в чем проявляется его искреннее патриотическое чувство. Из политических событий того времени святителя Феофана особенно интересовала русско-турецкая война. Епископ Феофан, по своему послушанию на Востоке, в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, живо сочувствовал положению славянских народов и Православия под турецким гнетом. «Он следил за ходом военных событий и с глубоким удовлетворением приветствовал наступающую освободительную войну, считая ее для русских священной обязанностью»[17]. Мысли святителя по этому вопросу нашли свое отражение в "Письмах по восточному вопросу", написанных в предвоенный период русскому вице-консулу в Варне А.В. Рачинскому: «Охватившее нас воодушевление не есть ли Божие в нас действие? И, сознавая это, не должны ли мы вместе сознать, что этим движением Бог говорит нам: вам поручено освободить этих страждущих? Можем отказаться! Бог никого не осудит. Но будем ли мы безвинны, не вняв Божиим мановениям? Бог найдет и без нас исполнителей Его воли. А нам стыд, если еще не более что. Оставляющий брата своего сам будет оставлен в час нужный. Все такие мысли прямо ведут к решению вопроса: хочешь не хочешь, а ступай воевать мать Русь православная»[18].

По мнению святителя, воины, погибшие в этой войне, должны быть причислены к лику святых мучеников. После гибели одного из военных кораблей 1 ноября 1893 года под названием «Русалка», св. Феофан утешал семьи погибших: «скончавшиеся по причине крушения "Русалки" должны быть причисляемы к сонму мучеников. Я не колеблясь решаю, что как разбойник со креста прямо в рай поступил, так и они. Я желал бы, чтобы все матери и отцы, братья и сестры, и жены умерших, когда прочитали сии строки, поверили истине их и утешились»[19].

Тайным и благородным служением святителя являлась его милостыня. «Перед праздниками Рождества Христова и Пасхи, получив пенсию, он почти всю ее рассылал по почте разным бедным и родным, оставляя себе лишь немногое на необходимые потребности. А другим рассылал он безвозмездно книжки свои, также соответственно потребности. Святитель сам первый был строгим исполнителем правила, которое предлагал другим к исполнению, а именно: «Не говори требующему помощи: приди завтра; сделай для него сейчас, что можешь. И просить себя долго не заставляй, это похоже на торг»[20].

Итак, общественное служение св. Феофана из затвора представляют широкую палитру деятельности человека, живо откликающегося на всякую нужду ближних – будь то духовный голод и жажда просвещения народа, частные вопросы жизни его адресатов или судьбы Родины. Его молитва, высота и чистота его подвига вдохновляли многих и многих православных христиан того непростого времени на служение Богу и христианский подвиг.

По прошествии многих лет мы не перестаем благоговейно помнить святителя, обращаемся к его опыту духовной жизни. Его творения и сегодня кажутся понятными и близкими каждому. В основе такой притягательности его личности и творений лежит его личный подвиг, его святость, благодаря которой, по слову св. прп. Серафима Саровского, вокруг Затворника Вышенского спасаются тысячи.