Полемика свт. Феофана Затворника со свт. Игнатием Кавказским по вопросу о духовности ангелов и душ в свете святоотеческого богословия.

Прежде всего необходимо уяснить суть полемики. В христианской литературе встречается множество утверждений о том, что ангелы и души бестелесны. Свт. Игнатий, конечно, знал все эти утверждения. Однако он истолковывал их не как полное отрицание вещественности в духовных существах, а в смысле наличия в них тонкой, неуловимой обычными человеческими чувствами, материальности.[ii] Свт. Игнатий считал, что нематериальным в собственном смысле слова является только Бог, всё же тварное, в том числе души и ангелы, имеет вещественность. Если мы и называем их бестелесными и духовными, то только потому, что они имеют особое вещество, которое святитель называл эфиром.

С другой стороны, в христианской литературе встречается множество упоминаний о том, что ангелы и души имеют тела, в которых бывали видимы людям. Конечно, и свт. Феофан знал об этом. Но он делал важное уточнение — ангелы и души в своём обычном состоянии могут быть облечены в тонкие тела, но по самой своей сущности они бестелесны.[iii] Он считал, что всё тварное делится на духовный и материальный миры, принципиально отличные друг от друга. Ангелы и души в собственном смысле слова бестелесны, они не обладают никакой вещественностью, в том числе и сколь угодно тонкой.

Каждый из святителей приводил в пользу своего мнения множество цитат из святых отцов и утверждал, что именно он выражает подлинное православное учение, тогда как его противник вводит учение новое и доселе Церкви неизвестное. В связи с этим интересно изучить подлинную святоотеческую традицию. Следует учесть, что спор свёлся к вопросу о том, имеют ли какую — либо материальность ангелы и души по самой своей сущности, а не по тем тонким телам, в которых они могут находиться, и не по тем более грубым и чувственно воспринимаемым телам, в которых они являлись людям. И здесь возможность оперировать святоотеческими цитатами резко сужается, поскольку отцы обычно прямо не разъясняли, что именно они имеют в виду, когда говорят о телесности духовных существ, так что каждая сторона истолковывала их выражения в благоприятном для себя смысле.

Например, свт. Игнатий указывал, что все свидетельства о бестелесности ангелов и душ следует понимать не абсолютно, но как указание на тонкую вещественность. На это свт. Феофан возражал, что при отсутствии специальных оговорок следует слова святых отцов воспринимать в их прямом смысле, а не произвольно истолковывать, и поэтому высказывания о бестелесности толковать именно как указание на их полную бестелесность.[iv] Но на это свт. Феофану можно было бы возразить следующее. Свт. Игнатий приводит множество цитат, в которых упоминается о телах ангелов. Свт. Феофан истолковывал их в том смысле, что здесь говорится о том, что ангелы имеют тело, но по сущности они не являются телом. Однако ведь это тоже его толкование, если же эти цитаты воспринимать буквально, то можно сделать вывод, что ангелы и души телесны. Поэтому важно сосредоточиться на тех святоотеческих свидетельствах, которые могут дать недвусмысленное решение обсуждаемого вопроса.

В святоотеческих высказываниях по данному вопросу, как представляется, по степени доказательности можно выделить три уровня. К первому относятся сочинения, в которых подробно обсуждалось бы учение о степени материальности ангелов и душ. Характерно, что свт. Игнатий не смог привести в свою пользу ни одного подобного труда. Правда, существует сочинение Тертуллиана «О душе», в котором он довольно подробно доказывает, что душа является телом,[v] но этот автор не является авторитетным святым отцом, тем более что данное сочинение было написано в тот период, когда он уже отошёл от Церкви. Между тем как свт. Феофан перечислил несколько творений. Это работы «О душе» и «Послание к архиепископу Иоанну» прп. Максима Исповедника и «О количестве души» блаж. Августина. Эти отцы пишут, что в их время высказывалось мнение о телесности души, но при этом однозначно отвергают это мнение и приводят в свою пользу различные аргументы. К ним прежде всего относятся указание на одушевлённость, самодвижность, простоту души, отсутствие у неё таких характеристик, как размер, масса и форма.[vi]           

Второй уровень доказательности представляют из себя рассеянные в христианской литературе прямые указания на то, вещественна ли сущность ангелов и душ или нет. Некоторые отцы однозначно писали против мнения о телесности духовных существ. Прп. Иоанн Дамаскин пишет об ангелах: «Будучи же умами, они и в местах находятся умопостигаемых, не телесным образом описуемые (ибо по природе они не принимают телесного облика и не протяжённы в трёх измерениях)».[vii] На полную бесплотность ангелов указывали и такие отцы, как свт. Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и Григорий Нисский.[viii]

Однако вместе с указанной выше точкой зрения в Церкви существовала и другая. Она выражена у прп. Макария Великого: «А всякая тварь — и Ангел, и душа, и демон, по собственной природе своей, есть тело; потому что, хотя и утонченны они, однако ж в существе своем, по отличительным своим чертам и по образу, соответственно утонченности своего естества, суть тела тонкие, тогда как это наше тело в существе своем дебело».[ix]  Никаких других чётких свидетельств о том, что кто — нибудь из отцов считал саму сущность ангелов и душ телесной, свт. Игнатию Кавказскому привести не удалось.

Правда, существуют и другие сочинения, в которых святые отцы иногда называли ангелов и души телами, однако следует правильно понимать, в каком смысле они это делали. Прп. Иоанн Дамаскин прямо указывал, что они телесны только в сравнении с Богом, поскольку относительно Него всё творение в определённом смысле грубо и вещественно, взятые же сами по себе, они не обладают какой — либо материальностью.[x] Свт. Василий Великий, Григорий Богослов, прп. Иоанн Дамаскин называли ангелов духом и невещественным огнём.[xi] Однако свт. Григорий Богослов тут же и разъяснял, как следует понимать эти слова: «духом же и огнём называется естество сие частию как мысленное, частию как очистительное; потому что и Первая Сущность приемлет те же наименования».[xii] То есть он указание на их воздушность и огненность понимал не в прямом смысле, но как метафору, призванную хоть как — то описать сущность бесплотных сил. Св. Мефодий Патарский упоминает о разумных ангельских телах,[xiii] но подробно не разъясняет, что он под этим понимает.  Интересным является сообщение о пятом заседании Седьмого Вселенского собора, где была зачитана выдержка из Беседы Фессалоникийского епископа Иоанна, в которой он указывал, что ангелы имеют воздухообразные и огнеобразные тела. Но из этих слов опять же точно не понятно, имел ли в виду епископ саму сущность ангелов или только считал, что они обладают вещественными телами, сами будучи бестелесными. Кроме того, отцы Собора подтвердили только, что ангелы описуемы и являлись людям в человекообразном виде и поэтому могут быть изобразимы на иконах, но не выразили своего мнения по вопросу о телесности их существа.[xiv]

Третьим уровнем по степени доказательности служат косвенные аргументы, которые бы обосновывали собой то или иное решение вопроса. Свт. Игнатий Кавказский большое внимание уделяет мысли о том, что учение о полной нематериальности ангелов и душ ведёт к ошибочному представлению, что они в этом отношении равны Богу. В связи с этим он приводит большое количество цитат из отцов, в которых указывается на то, что между Богом и творением лежит непреодолимая пропасть, так что между Ним и миром нет ничего общего.[xv] Значит, по его мнению, если Господь совершенно духовен, все творения должны иметь определённую степень материальности. Но эта мысль является его собственным выводом, сами отцы в приведённых цитатах подобного вывода не делают. Прямой ответ на рассуждение свт. Игнатия дал прп. Максим Исповедник. В «Послании к архиепископу Иоанну» он писал, что если отрицать невещественность души из опасения уравнять её с Богом, то в таком случае у неё следует отнять и остальные свойства, присущие Господу, как то бытие, жизнь, мышление, любовь к добру.[xvi] Но все творения несут на себе отпечаток своего Создателя, поэтому если между Богом и миром, с одной стороны, и существует пропасть, то, с другой стороны, между ними существует и определённое соответствие. Например, свт. Григорий Богослов указывал, что в человеке именно душа прежде всего представляет из себя образ Божий, в определённой, пусть и слабой, степени обладающий свойствами своего Творца. В числе этих свойств он упоминал и невещественность.[xvii] Такого взгляда придерживался в полемике и свт. Феофан Затворник,[xviii] и он был прав.

Другим аргументом, приводившимся свт. Игнатием, было указание на то, что все тварные существа не беспредельны подобно Богу, но ограничены пространством. Они находятся в определённом месте и, следовательно, должны иметь тело, что предполагает их вещественность. Действительно, мы не можем представить себе и объяснить, каким образом существа могут быть ограничены и в тоже время бестелесны. В то же время мы не можем и исключать такую возможность, поскольку духовный мир принципиально отличается от нашего земного бытия. Ведь и вездесущего Бога вне всякого тела мы не можем себе представить, поскольку не можем мыслить сущности без каких — то чувственных представлений. У таких отцов, как прп. Максим Исповедник, блаж. Августин, прп. Иоанн Дамаскин, свт. Григорий Нисский, можно встретить указания на то, что ангелы и души не имеют никакого внешнего вида и тела, которое помещалось бы в нашем пространстве, они не имеют длины, ширины и высоты, то есть тех измерений, которыми характеризуются все тела. Они не нуждаются в телесных органах, способны мгновенно перемещаться из одного места в другое, общаться путём передачи мыслей. Если они и пребывают в определённом месте, то как умные или духовные силы, но не как вещественные тела. Они облекаются в те или иные видимые формы только для того, чтобы явиться человеку и оказать на него определённое воздействие.[xix] Именно на такое решение вопроса указывал и свт. Феофан.[xx]

В связи с этим интересен вопрос о степени материальности иного мира как такового. В христианской литературе можно встретить множество подробных описаний рая и ада, а также воздушных мытарств, проходимых душами умерших. Эти картины изображают потусторонний мир в тех же формах, которые обнаруживаются и в мире земном. Однако подобные рассказы не следует понимать в буквальном смысле. Так, ангел сказал преп. Макарию Александрийскому относительно описания мытарств: «земные вещи принимай здесь за самое слабое изображение небесных».[xxi] Очевидно, что вещественное изображение добрых дел, молитв, добродетелей и тому подобных духовных явлений не может пониматься буквально. Поэтому все красочные картины потустороннего мира являются попыткой рассказать о духовной реальности в доступной для человека форме и никак не могут служить доказательством того, что этот мир вместе с ангелами и душами действительно имеет вещественные чувственно воспринимаемые формы.

Следует отметить, что в полемике святители проявили неодинаковый богословский уровень. Свт. Феофан сосредоточился на свидетельствах важнейших учителей Церкви, являвшихся выдающимися богословами. Он приводил краткие цитаты из их сочинений и давал разъяснения к ним. Свт. Игнатий приводил обширные цитаты из самых разных источников, не обращая внимания на степень их достоверности. Однако мнения знаменитых учителей Церкви никак нельзя ставить на один уровень, например, с повествованием о том, как Новгородский архиепископ Иоанн оседлал беса и слетал на нём в Иерусалим, или с другими подобными рассказами. А у свт. Игнатия никакого разграничения в этом отношении не проводится, что значительно ослабляет его позицию. 

Таким образом, по нашему мнению, свт. Феофан Затворник в споре со свт. Игнатием Кавказским привёл явно более солидную аргументацию в доказательство учения о полной невещественности сущности ангелов и душ. Он опирался на учение отцов, прославленных как своим богословским талантом, так и святостью. Эти отцы жили в разные эпохи и в разных местах и выражали магистральное направление православного богословия. Свт. Игнатий выражал мнение частное, не имеющее столь же твёрдого авторитета, но и однозначно не осуждённое Церковью.