Святитель Феофан Затворник как проповедник

Ныне также многие осознают великое значение проповеди Слова Божия, тем более что у проповедников для этого, как никогда раньше, имеются большие технические возможности – средства массовой информации, Интернет. Но всегда ли то слово проповеди, которое ныне возвещается, способно зажигать сердца людей благочестием? Даже при том, что оно бывает построено безупречно логически и стилистически, всегда ли ему достает духовной силы и убедительности, каким было слово проповеди святителя Феофана Затворника[2]? Где бы он ни проповедовал, в кафедральном соборе или в простом сельском храме, его слово всегда было живо и действенно и до сих пор не теряет своей актуальности.

Попытаемся хотя бы немного приоткрыть секрет животворной силы и убедительности его слова. Тем более что мы мало знаем о святителе Феофане как проповеднике. Больше о нем известно как об аскете и духовном писателе, период же его проповедничества с церковного амвона был сравнительно небольшим.

Будущий Святитель закончил Ливенское Духовное училище, затем Орловскую Духовную Семинарию. В 1837 году он поступил в Киевскую Духовную Академию. В первые годы его учебы ректором Академии был архимандрит Иннокентий (Борисов) – знаменитый церковный проповедник, который обладал необычайной способностью неотразимо воздействовать на своих воспитанников. Прекрасный проповедник, он своими вдохновенными импровизациями увлекал и восторгал слушателей. Каждая лекция его, каждая проповедь были событием, они пробуждали работу мысли и поднимали духовный настрой в студенческой семье. От природы живой и энергичный, он внимательно следил за занятиями студентов и постоянно заботился об основательном философско-богословском их образовании, обращая особое внимание на развитие в них любви к проповедничеству. Известно, что архимандрит Иннокентий приучал студентов говорить проповеди экспромтом[3].

Большое влияние на юношей в Киевской Академии имел также профессор красноречия Яков Космич Амфитеатров, который укреплял студента Георгия Говорова в глубокой христианской убежденности и учил его простоте слога и ясности мысли. Студенты ценили Якова Космича за его ораторское искусство, умение ярко говорить проповеди. Слова его, обдуманные и выходящие из глубины сердца, сильно действовали на слушателей, особенно студентов, которые все приходили послушать одушевленную и красноречивую речь учителя.Так что не случайно церковное красноречие было одним из любимых предметов Георгия Говорова, будущего архипастыря. .

В 1841 году в Свято-Духовской Церкви Киево-Братского монастыря, что на территории Академии, Георгий принял монашеский постриг с наречением имени Феофан. Через некоторое время его рукоположили во иеромонахи, и началась его активная пастырская и проповедническая деятельность. Но нам мало известно о проповедничестве отца Феофана до его посвящения в 1859 году во епископы, так как совсем немногие проповеди этого периода его жизни дошли до нас. Большей частью сохранились те проповеди, которые он произносил, будучи уже епископом, до 1866 года, когда, согласно поданному в Святейший Синод прошению, он отошёл от активной пастырской деятельности, уединившись до самой своей смерти в 1894 году в монастыре с. Выша Тамбовской епархии. Количество дошедших до нас проповедей святителя Феофана, которые он произносил с церковного амвона, сравнительно невелико. В 26-томном собрании его творений, которое недавно осуществило издательство «Правило веры», проповеди занимают лишь 4 тома.

Следует заметить, что проповеди Святителя отличаются бескомпромиссностью в отношении раскольнических и еретических религиозных организаций, и это еще одна причина того, почему в наш секулярный век, когда нередко проповедуется безграничная толерантность или холодное равнодушие в отношении к инакомыслящим, они оказываются не слишком востребованными. Считается, что они могут смутить тех, кто недавно переступил порог храма и в духовных вопросах пока скользит по поверхности[4]. Это достойно сожаления, так как все проповеди Святителя обладают огромной духовной силой. В них даются исчерпывающие ответы на животрепещущие вопросы, которые постоянно ставит перед христианами современная им действительность.

Святитель жил в то время, когда увлечение западной культурой, поразившее еще в начале XIX века русскую аристократию, имело логическое завершение в появлении моды на показную расцерковленность и «вольнодумство» в стиле французского (а позже немецкого) деизма, массовое увлечение спиритическими сеансами. В обществе назревали так называемые «великие реформы», коснувшиеся различных сторон общественно-политической жизни Российской империи и часто в научно-исторической литературе именуемые «революцией сверху» или переворотом. Начало епископского служения Святителя как раз совпало с отменой в 1861 году крепостного права и реформами в военном деле, образовании, печати, в области финансов, суде. В некоторой мере реформы затронули и церковную жизнь, в частности духовное образование. Как можно видеть из характера проповедей Святителя того времени, он нисколько не увлекался реформаторским духом и предостерегал от азарта и других. «Пусть всё вокруг нас движется и изменяется, не увлекайтесь тем и не касайтесь того, – говорил он в одной из своих проповедей, - потому что во всем этом много может быть такого, что идет наперекор Христовой истине и христианскому убеждению»[5]. Святитель предвидел, что ни к чему хорошему реформы без внутреннего духовного изменения людей не приведут: «Через поколение, много через два, иссякнет наше православие… Следовало бы завести целое общество апологетов, - и писать, и писать… Поджигатели должны сами гореть. Горя, ходить повсюду, – и в устной беседе зажигать сердца…»[6].

Еще в бытность его ректором Олонецкой Духовной Семинарии (1855–1856 гг.) архимандрит Феофан всячески старался и своим личным примером, и административными мерами оживить дело церковной проповеди. Как сообщает в своем исследовании архимандрит Георгий (Тертышников), проповедничество приходского духовенства Олонецкой губернии (впрочем, как и по всей России – И.М.), стояло не на должной высоте[7]. Архимандрит Феофан предложил на рассмотрение Преосвященному Аркадию ряд мер по улучшению дел в этой области. Он и сам являл пример проповедника, достойный подражания. Не ограничиваясь проповедью слова Божия в семинарском храме, отец Феофан выступал с поучениями в кафедральном соборе. По предложению архиепископа Аркадия, он был назначен цензором Олонецкой епархии[8].

Впоследствии, на посту ректора Санкт-Петербургской Духовной Академии,он особо выделял проповеди из письменных работ студентов и советовал со вниманием и любовью заниматься этим важнейшим делом пастырства. Он рекомендовал студентам читать святоотеческие творения и проповеди лучших современных проповедников и стараться подражать им[9].

В 50-летний юбилей Академии архимандрит Феофан произнес проповедь, в которой по-особому выразился его проповеднический талант. Вначале отец-ректор выразил благодарение Господу, власть предержащим и всем благодетельствующим духовной школе, а затем в вопросно-ответной форме искусно развил непосредственно тему проповеди. В частности, он проповедовал: «Обращаясь к прошедшему, обыкновенно спрашивают: «Что сделано?» И, в отношении к учению, какие сделаны новые открытия, новые усовершенствования, новые изменения в направлении и прочее? Что мы найдем в своем прошедшем? Не видим ничего особенного. Все одно и то же, как в начале, так и теперь. Малые изменения во внешнем, конечно, никто не станет считать чем-нибудь значительным, стоящим внимания. Что же это? Застой? Да, часто слышится это слово, без разбора обращаемое нам в укор»[10].

Проповедник имеет в виду тех, кто, обуреваемый страстью к реформаторству, обвинял Церковь в косности. Отвечая им, он убедительно показывает, что в этой сдержанности заключается не наша слабость, а наоборот сила, по его словам, это «единственный, может быть, укор, которым может похвалиться укоряемый! Ибо в учениях человеческих то и слава науке, когда она поновляется от времени до времени и в повторяющихся поновлениях представляет движение к лучшему, совершеннейшему, к своему образцовому размеру и развитию. Там такая изменчивость, может быть, добрый признак, – по крайней мере, неизбежный удел. Не то в учении, главным образом преподаваемом здесь и нас характеризующем. Как учение Божественное, оно должно всегда пребывать единым и неизменным, как неизменен и вечен Сам Бог. И для нас было бы страшным обличением, если бы в своем прошедшем мы могли указать какие-нибудь изменения в учении, хотя бы то под пышным титлом совершенствования и развития; а то, что оно и теперь неизменно таково же, каково было за пятьдесят лет, не укора, а одобрения достойно…. Прибавлениями, изменениями, развитием могут хвалиться другие общества христианские, отпавшие от единения с Истинною Церковью Божьею. Они и отпали по случаю изменений в учении, – и изменчивость стала существенною их чертою. Они и пусть – не к чести своей хвалятся новизнами! Пусть хвалятся паписты, вымыслившие центр единства и потерявшие истинную точку опоры, – пусть хвалятся и меряют тем свою жизненность, если можно хвалиться наростами или струпьями, безобразящими тело, как безобразит его, например, двуглавие, шестоперстие, горбатость! Пусть хвалятся протестанты, непостоянные, как ветер, и неустойчивые, как волны моря, – со своею ложною и никогда не бывалою свободою совести и убеждений, в последних выводах своих дошедшие до всебожия и безбожия!... А относительно нашего учения свыше сказано: стойте…неподвижны пребывайте (Кор.16,13; Кол.1,23). Если что остается нам, то только утверждаться и утверждать других.… Наш долг всякому новому поколению среди нас сообщать и внушать истину Божию, народы, не ведающие её, просвещать проповедью о ней, паче же всего хранить неприкосновенною истину Божию в сердцах всех, находящихся в ограде Церкви Божией…»[11]. Согласитесь, эти слова доброго пастыря очень злободневно звучат в наше время, когда многие тоже ждут каких-то перемен, но пренебрегают духовным изменением своего внутреннего состояния.

Завершил свою речь отец Феофан призывом усилить проповедь Слова Божия, ибо в ней он видел единственное средство, через которое можно положительным образом повлиять на общество: «Итак, воспроповедуем, братия, в храмах и домах, в общих собраниях и частных беседах, устно, письменно, печатно. Да будем трубами, непрестанно гласящими, но внятными. Бросим разделение, тайно проходящее в рядах наших; составим братский союз, сосредоточим силы, устремим их все на одно… Мы – свет мира: будем светить. Мы – соль: да не обуяем!»[12]

Придавая большое значение слову Божию в деле религиозно-нравственного просвещения народа, святитель Феофан почти каждое богослужение сопровождал проповедью. Главную часть проповеднического слова епископа Феофана составляют нравоучение и назидание, в которых он всегда старается указать пути к нравственному совершенству. Вместе с тем Святитель осознавал, что нравственные поучения в деле спасения имеют относительное значение[13]. Важнее всего – жизнь по вере, которая делает человека без всяких поучений мудрее всех мудрецов. Так, в 1864 году в девятую неделю по Пятидесятнице Святитель начал свою проповедь несколько нетрадиционно: «Давно не имел я утешения беседовать к вам. Затрудняюсь в выборе предмета и не знаю о чем бы говорить. О чем ни задумаю говорить, приходит мысль, что вы то знаете, и отсекает охоту, ибо говорить о том, что известно, – только докучать…. О Пресвятой Троице – знаете. О творении и Промышлении Божием – знаете… Знаете также, что ищущему спасения – надо соблюдать посты, говеть, исповедоваться и причащаться…. Все сие знаете: что же и говорить об этом?.. Возьмемте нынешнее Евангелие. Есть ли в нем уроки, которых бы вы не знали? В Евангелии сем повествуется, как Господь … в четвертую стражу нощи шел по морю, как ученики испугались и были Им успокоены, как апостол Петр пошёл было по волнам, потом, убоявшись ветра, начал утопать, извлечен из воды Господом и введен в корабль…»[14]Развивая свою мысль, Святитель делает краткое толкование Евангелия, но опять же задает вопрос: «Кто этого не знает? Слова другие, а мысли давно известные». В таком же духе Святитель пересказывает и делает нравственное назидание из содержания прочитанного в ту неделю Апостола, в конце опять-таки задавая вопрос: «Но кто всего этого не знает?!.. Всё знаете; так что вместо длинных поучений вам и наставлений остается сказать одно слово Господа: сия весте, блажени есте, аще творите я (Иоан.13,17). То есть: знаете – так живите же так, как знаете.… И все, что знаете, исполняйте»[15].

Так постепенно Святитель всех слушателей привел к выводу, что «Христианство не есть учение без конца. Учение его коротко, а жизнь по нему конца не имеет. И в житейских делах: выучится кто чему – и начинает действовать уже как знаток, а не всё учится да учится. Так и в христианстве не всё учиться; надо жить. Жизнь-то здесь и есть настоящая наука. Жизнь христианская похожа на восход на гору. Восходящий на гору трудится собственно над тем, чтоб взойти; но вместе с тем, как восходит, открывается ему всё больше и больше предметов, ибо всё шире и шире становится его кругозор. Так и в христианстве: чем больше кто преуспевает в жизни по нему, тем больший и больший круг духовных предметов становится ведомым его уму и сознанию. Настоящий мудрец есть тот, кто совершен в жизни христианской. Без жизни же ничего не поймешь…»[16].

Завершает свою проповедь святитель Феофан словами: «Так-то, братие, пусть всё знаете; но если вы станете ещё и жить по тому, что знаете, то широко раскроется ум ваш и вы станете мудрее всех мудрецов. Тогда никакой не будет нужды обращаться к вам с поучениями и мы собрались бы сюда только для славословий и благодарений, как и богослужение наше всё устроено совсем не для поучений, а для излияния святых чувств пред лицем Бога – Отца всех нас. Верно, учредители его были все святы и не требовали, да кто учит их. Читались Евангелие и Апостол. Жизнью просветленный и окрепший ум каждого постигал всё сам и тем питался и питал всё духовное естество свое. Да дарует Господь и всем нам достигнуть сего. Аминь»[17].

Такая проповедь не могла не произвести действенного впечатления на слушателей. Как, собственно, и все другие проповеди святителя Феофана. Его красноречие, ясность, живость и простота изложения помогали ему с чрезвычайной убедительностью доносить до слушателей накопленный опыт духовной жизни, мудрое знание человеческой души, живительные истины Священного Писания и святоотеческих творений. Он настолько овладевал вниманием слушателей, что «в храме водворялась мертвая тишина, вследствие чего даже его слабый голос был слышен в самых отдаленных углах храма»[18].

Архипастырь побуждал и приходских священников говорить проповеди, при всяком удобном случае старался убедить их, что проповедничество есть их первый, прямой и священный долг, что оно должно стать их внутренней потребностью. Святитель строго следил за проповеднической деятельностью священников. Ревностных проповедников он поощрял – выносил им благодарности, преподавал им свое архипастырское благословение, представлял к наградам, нерадивых же в этом деле подвергал штрафам и другим наказаниям.В «Тамбовских епархиальных ведомостях» за 1861 г. имеется следующее распоряжение епископа Феофана: «Священника Светлова, без уважительных причин не говорившего ни одного поучения в течение целого полугодия, оштрафовать на вдов и сирот духовного звания на 6 руб. серебром и пропечатать не говорившего поучения в Ведомостях ко сведению епархии»[19].

Святитель Феофан весьма часто призывал духовенство к неопустительному проповеданию слова Божия в своих устных наставлениях и в частных письмах, издавал официальные распоряжения в виде указов и инструкций, писал гомилетические пособия и, наконец, усердно молился о ниспослании пастырям учительного дара. Чтобы научить малоопытных священников составлять и произносить проповеди, Святитель опубликовал в «Тамбовских епархиальных ведомостях» гомилетический трактат под заглавием «Как составить проповедь», где указывались черты проповеди, которые отличают её от других богословских жанров, её характер, цель, свойства, рекомендовались правила и наилучшие средства к составлению проповеди. Собственный пример неустанного, ревностного проповедания святителя Феофана и все принятые им меры к совершенствованию церковного учительства среди духовенства оказывали самое благоприятное влияние на уровень нравственного состояния паствы и приносили обильные плоды[20].

Не настало ли время, перенимая опыт проповедничества святителя Феофана Затворника, оживить проповедь и в наших храмах? Слава Богу, в большинстве наших православных храмов проповеди произносятся, но ещё требуется огромная работа над тем, чтобы наши проповеди были не только витиеватыми, но духоносными и действенными.

Итак, кратко рассмотрев проповедничество святителя Феофана Затворника, можно сделать следующие выводы:

1. Святитель Феофан на протяжении относительно краткого периода активной пастырской и проповеднической деятельности своим духоносным словом оказывал значительное влияние на современников. Действенность его вдохновенного слова не умалилась со временем, а наоборот, подобно древнему пророческому слову, становится всё более и более востребованной.
2. Секрет животворной силы и убедительности его словазаключается не только в том, что на протяжении всей своей жизни он был строгим аскетом, но также и в том, что на его становление как проповедника в юношеском возрасте значительное влияние оказали такие даровитые проповедники, как ректор Киевской Духовной Академии, будущий Архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов) и основатель русской гомилетической науки, профессор той же Академии Яков Косьмич Амфитеатров.
3. В наш секулярный век проповеди святителя Феофана, несмотря на огромную их духовную силу, многим ещё не в полной мере воцерковившимся людям могут показаться малопонятными или слишком резкими, в особенности в отношении еретиков и раскольников, но это нисколько не умаляет огромную ценность его духовного проповеднического наследия.
4. Из проповедей Святителя видно, что он, вопреки всеобщим ожиданиям, скептически относился к реформам 1860-ых годов. Он понимал, что изменение жизни людей в лучшую сторону зависит не от политических реформ, а от их внутреннего духовного изменения. Поэтому, в частности, он последовательно настаивал на усилении церковной проповеди.
5. Вместе с тем Святитель осознавал, как мало кто другой из его современников, что вера не столько доказывается на словах, сколько показывается конкретным образом христианской жизни. По-видимому, этим можно объяснить и то, что он тяготился административной деятельностью и предпочел удалиться со значимой епископской кафедры в затвор. Примечательно, что в затворе его пастырский голос не только не стал тише, а, наоборот, зазвучал в полную силу – в письмах, переводах, а также в собственных литературных опытах.