Избранничество будущего Игумена Земли Русской проявилось еще до его рождения, когда он трижды во время Божественной литургии громко возгласил в материнской утробе. Этот невиданный и чудесный случай долго оставался предметом недоумения, если не сказать – ужаса, для его благочестивых родителей, пока не был окончательно разъяснен неким черноризцем, старцем, святым и чудным,.. благообразным и подобным ангелу[1], обратившемуся к встревоженным родителям с такими загадочными, как пишет Премудрый Епифаний, словами: Сын ваш будет обителью Святой Троицы и многих приведет вслед за собой к пониманию Божественных заповедей[2]. Явление преподобного Сергия в тот исторический момент, когда, как пишет В.О. Ключевский, русский народ был повергнут в нравственное оцепенение[3], ознаменовало собой начало русского возрождения. Силы духа этого великого Святого хватило на то, чтобы круто изменить историю целого государства. Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения[4], – к этой замечательной мысли упомянутого выше известного русского историка можно добавить, что другим отличительным признаком великого народа является его способность рождать великих святых. Как мы уже отмечали, сила и явление Святого Духа сказались в жизни Преподобного еще до его рождения. Трудолюбивый Епифаний не ленится перечислить всех, известных ему, святых, зачатие и рождение которых предваряемо было особенным откровением от Бога – начиная от ветхозаветных пророков Иеремии, Исаии и Илии до новозаветных Иоанна Крестителя, Николая Чудотворца, Алипия и Симеона Столпников, и заканчивая современником прп. Сергия святителем Петром, митрополитом Московским[5]. Именно духоносность, причем, еще до рождения, стала тем феноменом, который многое объясняет, но еще более утаивает за непостижимостью, в жизни великого Радонежского Чудотворца.

Премудрое Божие промышление о будущем великом подвижнике сказалось в том, что было чудно и зачатие и рождество и воспитание[6] его. Еще новорожденным младенцем, получившем в крещении имя Варфоломей, будущий постник отказывался от материнского и коровьего молока в среду и в пятницу, а также в те дни, когда кормящая мать вкушала какую-нибудь мясную пищу до сытости. [7]Следует обратить особое внимание на то, что еще до рождения младенца, после удивительного знамения, происшедшего в церкви, его благочестивая мать, как пишет прп. Епифаний, соблюдашеся от всякия скверны и от всякия нечистоты. Постом ограждаяся, и всякия пищи толстыя (скоромной – иерм. П) ошаявся, и от мяс, и от млека и рыб не ядяше. Хлебом точию и зелием, и водою питашеся[8]. Соблюдение строжайшего поста во время беременности и кормления – случай, действительно исключительный. Обращает на себя внимание, что Мария, мать новорожденного Варфоломея, проявляет духовную трезвость и осмотрительность, предаваясь аскезе. Не своевольно, а только после чудесного знамения, она берет на себя подвиг поста, будучи непраздной. Опять же руководствуясь не своим разумением, а советуясь с родственниками, она снова начинает поститься, когда новорожденный младенец отказывается брать грудь, если она досыта поела мясной пищи. И в третий раз, опять же, не по своей воле, а посоветовавшись с другими женщинами – кормящими матерями[9], Мария перестает в среду и пятницу кормить ребенка, который в эти дни отказывается как от материнского, так и от коровьего молока. В таком поведении матери сказывается, с одной стороны, материнская заботливость и благоразумность, а с другой – покорное следование Божиему промышлению.

Выдающееся свидетельство Богоизбранности являет нам случай чудесного дарования отроку Варфоломею книжной грамоты. В семилетнем возрасте Варфоломей был отдан родителями для обучения грамоте (одному из учителей, духовному или мирянину, содержавшему, как это было тогда обычно, училище у себя на дому[10]).Вместе с ним учились грамоте и его братья: старший – Стефан и младший – Петр. Братьям учение давалось легко, а вот средний брат сильно отставал от товарищей, что явилось причиной первой настоящей детской скорби. Испытывая недовольство учителя и родителей, подвергаясь насмешкам от сверстников, Варфоломей усердно молился Богу: Господи! Дай мне выучить грамоту, научи и вразуми меня![11]. Посем убо немала печаль бяше родителема его, немалу тщету вменяше себе учитель его, – замечает прп. Епифаний. Вси же си печаляхуся неведуще яже о нем вышняго строения Божия промысла яже хощет Бог сотворити на отрочати сем[12]. Из этих слов автора жития видно, что необычный ребенок рос в самой обычной среде и отношение к нему было самое обычное, даже со стороны родителей – за медлительность и косность в учении ругали и наказывали. Совершенно обычным и естественным выглядит и поручение его отца Кирилла разыскать пропавших жеребят. Правда, внимательный Епифаний тут проводит параллель с известным эпизодом из Первой книги Царств, где описано, как Саул, посланный своим отцом Кисом разыскать ослиц, был встречен пророком Самуилом и помазан им на царство[13]. Посольство отрока Варфоломея ознаменовалось не менее чудесным случаем – он встречает дивного старца, подобного ангелу, по молитве которого получает желаемый дар разумения, после чего превосходит всех своих сверстников в чтении и понимании Священного Писания. Это редкий, но не единственный случай, когда ребенок получает способность к обучению сверхъестественным образом: достаточно вспомнить подобные случаи из детства свт.Петра, митр.Московского, или близкого нам по времени св. прав. Иоанна Кронштадтского. Духовный дар разумения, являющийся плодом детской слезной молитвы, более крепок и ценен, ибо очищен от всякой примеси тщеславия.

Можно еще долго приводить хорошо известные из жития прп. Сергия примеры его подвигов поста и молитвы, послушания родителям и глубокой сосредоточенности на внутренней духовной жизни. Я думаю, в этой аудитории нет ни одного человека, который бы не знал всех этих фактов из жития Святого. Мне хотелось бы только зафиксировать внимание слушателей на духовной составляющей, которая явилась доминантой в воспитании и обучении отрока Варфоломея. Потому что дальше свою речь мы поведем именно о воспитании и об образовании, которые эту составляющую или полностью отрицают, или на ее место ставят нечто, сходное по звучанию, но совершенно отличное по сути. Мы уже упоминали, что со времени прп. Сергия Радонежского начинается период русского духовного возрождения. Историками и писателями давно отмечено совпадение по времени начала европейского Ренессанса и русского Возрождения. Одинаково поименованные, по совершенно разные по существу, эти явления демонстрируют нам два противоположных экзистенциальных полюса, расхождение которых становится явно заметным с XIV-го века. Появление гуманизма на Западе ознаменовало отказ от теоцентрического восприятия мира, заменив его антропоцетрическим. В то время как в Радонежских лесах молодой подвижник создает обитель во имя Пресвятой Троицы, совершенствуя себя по Ее подобию и молясь о соединении всей русской земли по Ее образу, в частных домах и при дворцах итальянских вельмож образуются свободные кружки гуманистов, считавших себя истинными философами, которые главной задачей своей философии ставили человека со всеми его земными и не-земными нуждами. Превознося человеческий разум, гуманисты усматривали в нем образ Божий, а на самого человека смотрели как на творца, призванного улучшать этот земной мир, а не аскетически отстраненно взирать на него. Мировоззренческий переворот, произведенный гуманистами, оказался столь сильным соблазном, что со временем ему поддались все страны и все народы, не зависимо от их религиозных и культурных традиций. В педагогике в XVII веке восходят такие звезды, как чешский гуманист Ян Амос Коменский и его английский коллега Джон Локк, в середине XVIII века накануне Великой французской революции зазвучали идеи о «естественном воспитании» Ж.-Ж. Руссо, а в конце века появляется теория трудовой народной школы швейцарского педагога Иоганна Генриха Песталоцци. Все эти четыре теоретика гуманистического воспитания каждый по-своему замечательны, их идеи широко использовались в различных системах воспитания, в том числе и особенно настойчиво в советской педагогике. Однако сегодня мы может совершенно определенно признать, что все концепции, которые нам предлагает гуманистическая педагогика, оказались несостоятельными. Отчего такое произошло? Для православной богословской науки ответ на этот вопрос очевиден: все гуманистические теории, предлагающие средства для совершенствования человека, не учитывают глубокой греховной поврежденности самой природы человека. Это игнорирование испорченности нашей природы унаследовано гуманистами (многие из которых принадлежали протестантским Церквам) от римско-католической доктрины о первородном грехе, согласно которой первородный грех отразился не столько на природе человека, сколько на отношении человека к Богу. Прародители лишились по грехопадении сверхъестественного дара праведности и остались в состоянии чистой естественности (status purorum naturalium). По образному выражению кардинала Беллармина, состояние человека до грехопадения отличается от состояния после грехопадения, как отличается одетый человек от раздетого, поскольку сама природа падшего человека не изменилась[14].

Лозунг, брошенный Руссо, «назад, к природе» следовало бы перефразировать, как «вперед, к природе», имея в виду то состояние природы, когда грехопадение станет невозможным. Сколь долго бы ни уверял нас автор педагогического романа «Эмиль, или о воспитании» своими разумными речами в эффективности предлагаемой им методики воспитания, у читателя остается сомнение в правдивости изображаемой картины. Да и сам автор в продолжении педагогического романа, которое должно было называться «Эмиль и Софи, или Одинокие», разрушает написанную им идиллию, показывая полный крах в жизни главного героя. Ни выверенность и стройность аргументов, ни художественное мастерство, с каким подается нам новое учение о человеке – ничто не убеждает нас в истинности предлагаемой картины. Рассудок готов согласиться, а разум – нет. А вот епифаниево житие прп. Сергия Радонежского, несмотря на обилие недоступных для понимания чудес, убеждает силой духа, исходящего от Самой непреложной Истины.

Современное общество уже не скрывает своей растерянности и беспомощности перед лицом тех вызовов, с которыми сталкивается нынешнее поколение молодых людей. А ведь еще в середине позапрошлого века наш соотечественник, свт Феофан Затворник поднимал вопросы правильного воспитания юношества и предлагал пути их решения. Однако в век научно-технического прогресса не принято было слушать тихий и спокойный голос архиереев. О православном воспитании в позапрошлом веке наиболее полно, систематично и научно писал и Константин Дмитриевич Ушинский. В XX веке учение свят. Феофана было предметом изучения исключительно в духовных учебных заведениях, оставаясь terra incognito для советской педагогической науки. Константину Дмитриевичу Ушинскому выпало больше внимания со стороны ученого педагогического сообщества, но нельзя сказать, что ему более повезло. Советская педагогика, пытаясь сделать из него идеолога атеистического воспитания, не стеснялась самым грубым образом извращать его учение. В настоящее время его пытаются представить как ученого-гуманиста с широкими демократическими взглядами. В своем кратком докладе я попытаюсь в общих чертах показать различие между гуманистической системой воспитания, принятой во всех, называющих себя цивилизованными, странах, и православным воспитанием, обладающим богатым, но незаслуженно забытым опытом.

Что же предлагает нам православная педагогика? Во-первых, своей целью она ставит привести заложенный в человеке образ Божий к богоподобию. Педагогика самым тесным образом связана с антропологией. Говоря о составе человеческой природы, свят. Феофан рисует трихотомическую схему: человек – дух – душа – тело. Дух жить в Боге предназначен, душа – устраивать земной быт под руководством духа, тело – производить и блюсти видимую стихийную жизнь на земле под ведением обоих[15]. К.Д. Ушинский всю свою педагогику строил на воспитании тела, души и духа. Образовать человека – значит, восстановить в нем падший образ Божий и привести его к богоподобию.

Гуманисты, возрождая из античного пепла платонические философско-спиритуалистические идеи членения человеческого естества на телесную и духовную природы, совершили непростительную ошибку, заменив духовную сферу душевной. Приведем пример такой духовно-душевной путаницы из «Рассуждений о науках и искусствах» Руссо: Как и тело, дух имеет свои потребности. Телесные потребности являются основой общества, а духовные его украшают. В то время как правительство и законы охраняют общественную безопасность и благосостояние граждан, науки, литература и искусства – менее деспотичные, но, быть может, более могущественные – обвивают гирляндами цветов оковывающие людей железные цепи[16]. Как знакомо и привычно нам это отождествление с духовностью науки, литературы и искусства.

Учение свт. Феофана о воспитании отличается от гуманистических концепций воспитания тем, что главную движущую и направляющую силу воспитательного процесса и успех его видит в содействии божественной благодати, а не в человеческих усилиях, хотя и не отвергает последних. Светское гуманистическое воспитание считает достаточным развивать природные дарования человека, без учета того, что сама человеческая природа оказалась поврежденной грехом. О трудностях, с которыми сталкивается светская педагогика, свт. Феофан говорил, что, развивая в человеке положительные качества, она не может предложить эффективного способа борьбы со страстями и пороками, которые с возрастом все более усиливаются в грехолюбивой природе падшего человека:

Как из семени, прозябшего и раскрывшегося, выходит растение или дерево, совершенное в своем роде, так и человек выйдет совершенным, если развить все сокрытое в естестве его. По-видимому, что может быть разумнее и основательнее такого положения? А выходит совсем не то, что чается. Например, развивая эстетическую сторону, окружают питомца изящными предметами и самого приучают к искусствам. Мало-помалу раскрывается вкус, но вместе с тем показываются и разного рода похотствования, и притом в формах весьма не изящных. Чтобы приучить себя держать с достоинством, вводят питомца в общество и открывают ему все приемы приличного обхождения. В некоторой мере цель достигается, но вместе с тем внедряется гордость, спесь, своенравие, неприступность, презрение к низшим и низость перед высшими… Так и во всем. Что ж это значит? Не доброе ли семя сеется, отчего же плевелы? Оттого, что семя естества нашего повреждено падением и много привилось к нему неестественного и противоестественного… Оттого там, где без разбора развивают все, что ни находят в человеке, вместе с сродным ему развивают и несродное… Значит не все надобно развивать, а иное развивать, иное же подавлять и искоренять. Так вот в чем вся трудность воспитания и образования! Нет у нас очей или зрительных орудий, чтобы различать тонкие, сплетшиеся нити естественного и неестественного; а если б и была возможность различить, то нет орудия или анатомического ножа для отделения одного от другого. Но если б это и было – нет сил подкрепить и оживить сродное и заглушить несродное нам. Стало быть, пока мы одни, со своими только средствами, то нельзя ожидать прочного успеха в образовании сердца. Здесь-то осмотрительный воспитатель и чувствует нужду в сверхъестественной помощи. И она готова – в Церкви Божией и Святых Таинствах и всех освятительных учреждениях[17].

Воцерковление – это непременное условие успешной педагогической деятельности. Все попытки как-то изменить положение в системе светского воспитания рискуют превратиться в сизифов труд, если на помощь труждающимся не позвать Церковь с ее Таинствами и догматами. Эта аксиома является тем самым камнем преткновения, о который до сих пор спотыкались все те, кто пытался взять от Православия только то, что укладывается в саквояж гуманистических общечеловеческих ценностей. В этой связи уместным будет процитировать рассуждение нашего замечательного ученого соотечественника Сергея Сергеевича Аверинцева по поводу любопытного утверждения одного из основоположников западноевропейского гуманизма Франсуа Рабле. В своем известном сатирическом произведении «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф.Рабле писал:

…людей свободных, происходящих от добрых родителей, просвещенных, вращающихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом и побудительной силой, которые постоянно наставляют их на добрые дела.

Комментируя этот тезис Рабле, С. Аверинцев писал: Если «смеховая культура» этого писателя – в огромной степени наследие средневековья, то наивно-самодовольная апология инстинктов «порядочного общества» - прорыв Ренессанса. Динамика социального и культурного формообразования «извнутри» общества создает историческую ситуацию, при которой устав Телемского аббатства – «делай, что хочешь», - оставаясь несбыточной утопией, становится максимой духовной жизни[18].

Мы сейчас переживаем именно такую историческую ситуацию, о которой говорит С. Аверинцев, когда устав Телемского аббатства не просто заменил собой все прочие уставы, но претендует на роль главной духовной составляющей в обществе, где стираются все грани, в том числе и между религиями. Мы уже говорили, что понятие духовности, принятое в светском обществе, вовсе не совпадает с аналогичным понятием в Православной Церкви. Православие учит, что к духовной области относится только то, что сосредоточено в высшей сфере бытия – жизни духа человеческого и Духа Божия. Христианство – ни в коем случае не религия «духа»; это религия «Святого Духа», что отнюдь не одно и то же, – замечает С. Аверинцев[19]. Религия «Святого Духа» – это, по замечательному выражению прп. Серафима Саровского, стяжание Духа мирна, которое возможно только в Православной Церкви и только в Таинствах этой Церкви. Последнее категоричное утверждение – это не узко конфессиональная гордыня, это двух тысячелетний опыт не просто христианской жизни людей, крещенных в Православной Церкви, а жизни в Духе Святом, когда каждый вздох становится крестной мукой.

В.О. Ключевский свою статью, посвященную 500-летнему юбилею со дня преставления прп. Сергия, закончил словами, которые спустя сто с лишним лет звучат как исполнившееся пророчество: Творя память Преподобного Сергия, мы проверяем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка… Ворота Лавры Преподобного Сергия затворятся и лампады погаснут над его гробницей – только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка, не пополняя его[20]. Ворота Лавры были затворены и лампады погашены, когда государство, собранное трудами и молитвами наших святых предков, стало ареной невиданного социально-политического эксперимента, подготовленного деятельностью некоторых из цитируемых нами гуманистов. Во всех светских учебных заведениях страны советов воспитательный и учебный процесс строился (и поныне продолжает строиться) на принципах гуманизма. И если развитию научного образования эти принципы не мешали, то в сфере воспитания возникли серьезные проблемы, особенно после крушения тоталитарной идеологической системы. Неограниченная свобода обернулась произволом греха, а средств и способов борьбы с ним не оказалось – все было давно забыто и растрачено. Вот и пришло время вернуться в тот исторический момент, когда подвигом великого аввы Сергия наше Отечество было избавлено от окончательного распада. Тогда не стояла задача воцерковить русский народ, нужен был пример такой веры и такой любви, который бы пережил не только свое время, но и простирался далеко в будущее. И пример этот остался в памяти народа, даже расцерковленного и расхристанного. И сейчас эта память призывает нас обратиться назад, чтобы увидеть, что только от благочестивых, благоговейных и целомудренных родителей могла произрасти благая отрасль, принесшая обильный и многополезный плод. Поэтому напрасно мы будем ожидать появления святых Сергиев, если в наших храмах не будут молиться святые Кириллы и Марии.

Для отечественной педагогики задача ее воцерковления облегчается тем обстоятельством, что Православие – религия, сродная русской душе, саму эту душу воспитавшая и образовавшая. Вернуть ее в те условия, при которых она будет естественно развиваться, процветать и приносить плоды, - это не просто задача, а долг всех тех, кто заботится не только о временной жизни, но готовит себя к вечности, кто по-настоящему любит свое Отечество, его историю и культуру, кто болеет за будущее России и желает видеть свой народ сильным, сплоченным духом любви и носителем высоких нравственных идеалов.

Свт.Феофан программу православного воспитания определял следующим образом:

Напечатлевать истины веры в уме, поставляя их распорядителями всех других познаний и понятий, и вести питомцев неуклонно по указанию попечительной нашей матери-Церкви; и выйдут дети крепкие умом и добрые сердцем, добрые добротою прочною и непоколебимою[21].

Указывая на недостатки современного ему воспитания, к которым, в первую очередь, можно было отнести отстранение от Церкви, преобладание внешнего над внутренним, временного над вечным, свт. Феофан указывал и пути исправления этих недостатков:

Нужно:

1) Хорошо понять и усвоить начала истинного христианского воспитания и действовать по ним прежде всего дома. Домашнее воспитание есть корень и основание всему последующему. Хорошо воспитанного и заправленного дома превратное школьное воспитание не так легко собьет с прямого пути.

2) Вслед за тем, перестроить по новым, истинным началам школьное воспитание, внести в него христианские элементы, неисправное исправить; главное – держать во все время воспитания воспитываемого под обильнейшим влиянием Святой Церкви, которая всем своим устроением спасительно действует на созидание духа…

3) Нужнее всего воспитывать воспитателей под руководством таких лиц, кои знают истинное воспитание не по теории, а по опыту. Образуясь под надзором опытнейших воспитателей, они опять предадут свое искусство другим, последующим и т.п… Это должно быть сословие лиц чистейших, богоизбранных и святых. Воспитание из всех святых дел самое святое[22].

Применительно к современному положению воспитательного процесса к словам свт. Феофана можно добавить, что правильное воспитание становится не только самым святым, но самым жизненно необходимым делом. Если еще двадцать лет назад действенными могли быть меры по ограничению доступа в поле зрения молодого поколения развращающих факторов, то с развитием новейших информационных технологий контроль сферы развлечений стал невозможен. Для греха сняты практически все ограничения. Ограничить свободу греха может только свобода совести. И этой свободе нужно дать все права, и создать все условия для ее успешной борьбы с грехом. Бесценный и многовековой опыт этой борьбы Православная Церковь имеет в своем арсенале. Мы готовы щедро делиться этим опытом.

Тем, кто сомневается, что Церковь способна авторитетно говорить с миром науки, хочу привести выдержки из лекции сщмч. Иллариона (Троицкого), посвященной церковности духовной школы и богословской науки:

Не Церковь должна отказываться от своих вековечных истин во имя научного познания каждой отдельной личности, а наоборот, эта личность должна отрекаться от своих научных приобретений, если они противоречат Церкви… Веруя в Церковь, мы уже обладаем истиной непосредственно, но рассудок ищет знания опосредованного. Это законное и естественное искание должно получить свое полное удовлетворение тогда, когда и рассудочным путем придет человек к тому же, во что он верил…

Одной из наиболее ценных истин, в которых уверился я здесь в Академии, - говорил сщмч. Илларион студентам Московской Духовной Академии, - считаю я ту, что так называемой свободной науки нет и быть не может. Наука свободна, пока она отвлеченна. Свободен ученый человек, пока делает он математические выкладки, которые не касаются его души, его жизни. Но как только затронут вопрос жизни и смерти, спасения и погибели, наука тотчас подчиняется Христу или антихристу, потому что ответ на эти вопросы зависит не от науки, а от веры во Христа или антихриста[23].

Последние слова сщмч. Иллариона находят яркое подтверждение в положении современной гуманитарной науки. Вся она базируется на принципах гуманизма, которые по отношению к богооткровенному учению являются антихристианскими, потому что во главу угла ставят не Богочеловека, а человека, обожествляя его до человекобога. Западноевропейский гуманизм пустил свои метастазы во все сферы жизни общества: социальную, культурную, политическую, образовательную, научную и религиозную. Культивируя в человеке естественные, природные потребности и способности, гуманистическая система воспитания не достигает истинной цели человеческой жизни – образование человека по подобию Божию. Как справедливо отмечал сщмч. Илларион, образование человека может совершаться или через восстановление падшего образа по подобию Божьему, или через окончательную утрату богоподобия и искажение в себе образа Божия по образу звериному, демоническому, антихристову. Мы сейчас наблюдаем, как происходит окончательное расхождение этих двух противоположных экзистенциальных полюсов на глобальном уровне, согласно словам Откровения святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова: Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святой да освящается еще (Откр. 22. 11).

Совершенно очевидно, что в современном мире, охваченном глобализацией, формирование человеческой личности происходит в условиях практически неограниченной свободы. Становятся бессильными все запреты, заборы и занавесы – только свободное и сознательное служение добру или злу определяет выбор человека XXI века. Чтобы этот выбор не оказался смертным приговором и самому новому веку и одряхлевшему от грехов человечеству, нужно отбросить в сторону все сомнения и решительно и твердо встать на единственно спасительный путь веры, дабы обрести на нем истинное познание Бога и отражения Его в самих себе.

В конце своего выступления хочу привести еще одну цитату из речи В.О. Ключевского:

• При имени Преподобного Сергия народ вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое, и затверживает правило, что политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной. Это возрождение и это правило – самые драгоценные вклады Преподобного Сергия, не архивные или теоретические, а положенные в живую душу народа, в его нравственное содержание[24].

Нам остается только твердо уповать на то, что то драгоценное и нетленное сокровище, которое вложил в русскую народную душу прп. Сергий, русским народом не утрачено. И обретение этого духовного богатства видится на пути правильного духовного воспитания, могущего образовать человека по подобию всесовершенного в Своем Троическом единстве Божества.

[1] Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным, в переводе на русский язык. Сергиев Посад. 2001. С. 24.

[2] Там же. С. 27.

[3] Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства. Церковь и Россия. YMCA-PRESS. PARIS. 1969. С. 58.

[4] Там же. С. 45.

[5] Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным, в переводе на русский язык. Сергиев Посад. 2001. С. 20–21.

[6] Епифаний Премудрый, преп. Житие Преподобнаго и Богоноснаго отца нашего Сергия Радонежского и всея России Чудотворца. СТСЛ, 1853. Л. 35.

[7] Там же. Л. 18, 22.

[8] Там же. Л. 16 об.

[9] Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным, в переводе на русский язык. Сергиев Посад. 2001. С. 18.

[10] Голубинский Е.Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра. СПб., 2007. Изд. 3-е. С. 18.

[11] Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным, в переводе на русский язык. Сергиев Посад. 2001. С. 23.

[12] Епифаний Премудрый, преп. Житие Преподобнаго и Богоноснаго Отца Нашего Сергия Радонежского и всея России Чудотворца. СТСЛ, 1853. Л. 37 об.

[13] 1 Цар. 9. 1–10.

[14] Огицкий Д.П. и Козлов М., свящ. Православние и западное христианство. М., 1999. С. 82.

[15] Феофан Затворник, свт. Толкование первых восьми глав послания св. апостола Павла к Римлянам. М., 1890. С. 448.

[16] Ж.-Ж. Руссо. Педагогические сочинения. Т.2. Рассуждение о науках и искусствах. М., 1981. С.22–23.

[17]Феофан Затворник, свт. Православие и наука. М., 2005. С. 487–488.

[18] Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997. С. 22.

[19] Там же. С. 111.

[20] Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства. Церковь и Россия. YMCA-PRESS. PARIS, 1969. С. 60.

[21]Феофан Затворник, свт. Православие и наука. М., 2005. С.489.

[22] Там же. С.526–527.

[23] Троицкий В. О церковности духовной школы и богословской науки. Сергиев Посад, 1912. С.7–8, 10.

[24] Там же. С. 59.